— Пили? — Звягин потянул носом.
— Н?нет… я просто так, — умоляюще пробормотал человечек, в качестве объяснения разводя руками.
— Просто так? — с интересом переспросил Звягин. — Ну?ну.
И повел девушку к стоянке такси.
Они не успели отойти, как визг тормозов и залп брани возвестил следующее представление. Человечек стоял перед грузовиком, упершись руками в радиатор, а сверху из кабины перекошенный шофер интересовался наличием у него глаз, мозгов, совести и желания жить, а если нет, то почему он, шофер, должен платить за это своей свободой?
Звягин сощурился. Секунду подумал.
— Простите, — сказал он девушке, — но этим может не кончиться, а? — И двинулся к месту происшествия.
Таксист неодобрительно обозрел странную компанию: заплаканную девушку в явно чужом белом халате и спотыкающегося мужичонку совершенно неопределенного возраста, цвета и размера, опирающегося на невозмутимого, подтянутого человека. «Отставной спортсмен или оперативник? А эти кто?»
— Пьяных не вожу, — на всякий случай уведомил он.
— Это больной, — успокоил Звягин, хлопая дверцей. — Как вас зовут, больной?
— Толя, — пискнул человечек. И — сорвавшимся баском: — Епишко Анатолий!
— А вас? Галя? Куда вас везти, Галя?
В подъезде Звягин взял у нее свой халат.
— Не хотите чашку кофе? — Ее взгляд был лучшим комплиментом.
— А вы меня не интересуете, — сказал Звягин. — Вот тот, в такси, — тот да, интересен.
В такси водитель разорялся из?за прожженного сиденья.
— Я закурил, чтоб успокоиться, — виновато объяснил Епишко. — А искорка отвалилась… такие сигареты делают…
— Чтоб у тебя не то отвалилось, — ярился водитель. — А кто платить будет?
— Я, — отрубил Звягин. — Фонтанка, 55!
Он долго подпихивал вяло сопротивляющегося Епишко вверх по лестнице: «Я тебе жизнь спас, а ты со мной и чаю не выпьешь? Жена на работе. Дочка в школе. Что? — я с дежурства. А полосу невезения лучше переждать, не дергаться!»
В кухне Епишко мгновенно смахнул чашку на пол: дзыннь!
— Я вас предупреждал, — скорбно сказал он, садясь к столу и с треском стукаясь головой об угол настенного шкафчика.
Звягин задумчиво посмотрел.
— Правильно, — сказал он. — Чашки нельзя ставить близко к краю, а шкафчик давно надо перевесить на двадцать сантиметров левее. Возьми, чтоб не волновался, — и налил ему дымящегося черного чаю в эмалированную кружку.
— Ну, — сказал он тихо и добро, сев рядом, — а теперь расскажи все. Выложи, облегчи душу. Без этого в жизни плохо. Не бойся, я пойму. Я ведь все?таки врач.
Епишко помолчал, вдруг хлюпнул носом и махнул рукой.
— Просто я неудачник… — ответил он.
— Это бывает, — успокоил Звягин.
— Мне во всем не везет. Я уже привык…
— И с чего же начались твои невезения, можешь вспомнить?
Епишко виновато пожал плечами:
— Начались? Хм… Родился до срока…
…Через два часа летопись его жизни развернулась в кошмарный вариант Тысячи и одной ночи.
Неудач, выпавших на его долю, хватило бы сорвать завоевательный поход Тамерлана. Там ломались часы и ноги, разбивались вазы и судьбы, терялись документы, горели провода и буйствовали стихийные бедствия. Аккуратная белая кухня с внимательным Звягиным превратилась в автономный оазис средь рушащихся карточных домиков Епишкинского неблагополучия.
— Вашей трагедии хватит на пять комедий, — развеселился Звягин.
…В пятом классе он сломал руку на физкультуре, упав на ровном полу; это до конца школы избавило его от физкультуры (для спокойствия физрука), но не от травм. В шестом — отстал от поезда, когда семья ехала в отпуск. Он взрослел, и несчастья взрослели вместе с ним. Апофеозом удачливости явилась женитьба, которая не состоялась.
Это судьба, покорно рассказывал Епишко. Он был тогда студентом, выгнали его позднее. Сначала он заболел бруцеллезом, напившись в колхозе молока от единственной, очевидно, бруцеллезной коровы в республике. Корову прирезали, в отличие от Епишко, который долго мучился, хотя в конце концов выздоровел. Свадьбу пришлось перенести, и в оставшееся время он успешно завалил сессию, пересдавая экзамены с потом и страданием, — вместо прогулок под луной… Везя из ателье свадебный костюм, он вывалился с подножки автобуса — толчея, час пик — и отбыл на скорой под сиреной и с сотрясением мозга. Излишне говорить, что пакет с костюмом исчез.
В больнице невеста увидела его лицо, отутюженное мостовой, и заплакала; но плач у нее выходил какой?то задумчивый. Думы эти были, видимо, о будущей жизни.
Спеша в такси к невесте, откуда они должны были следовать во Дворец бракосочетаний, Епишко попал в бесконечную пробку: все улицы перекрыли для какого?то марафона. Он прибежал часом позднее и застал истерику. Родители суженой с большим радушием встретили бы насильника и убийцу. Он им вообще не нравился.
Во Дворце их очередь уже прошла: ждать две недели! Невесту отпаивали валерьянкой, администратора молили, Епишко предлагали покарать физически. Обошлось — уговорили. Тогда оказалось, что у Епишко нет паспорта.
Невеста окаменела и тут же вернула Епишко слово, прибавив к нему много других слов, за которые ее попросили выйти из Дворца. Женить Епишко по студенческому билету администраторша с негодованием отказалась. Он понесся в общежитие, но паспорта не нашел — очевидно, потерял, когда бежал к невесте…