— Не зли меня, Андрей Васильевич, — тихо, но душевно попросил боярин Кошкин. — Всему пределы имеются. Племянницу спас — спасибо. Наверх помог подняться — за то и терплю от тебя изрядно. Но могу ведь и прогневаться. Как Пахом вернется, чтобы в тот же день на Новгородском шляхе оба были! В Новагороде добычу продашь, рынок там богатый. Неделю дарю на хлопоты. А опосля — в имение на рысях! Проверю.
Хозяин захлопнул дверь, но через минуту открыл снова:
— Да, и холопам скажи, на каком постоялом дворе прятаться намерен. Пахом ведь сюда приедет. Так чтобы знали, куда посылать.
— Ты меня прости, Иван Юрьевич, коли что не так…
— Бог простит.
Куда ему направляться, Зверев знал: на постоялый двор к привезенным в столицу смердам. Крестьяне были счастливы: они увидели царя, они говорили с ним, они слышали его, они познали, что царь любит их! Воспоминания их о вчерашней речи походили на экстаз: они начинали смеяться и плакать одновременно, креститься, захлебываться словами.
Андрей чувствовал себя в этой толпе выходцем из иного мира. В нем не оставалось эмоций, он не радовался и не грустил, ничего не хотел вспоминать, ни о чем не мечтал. Просто выполнял намеченные ранее действия. Стоя у ворот, он подзывал к себе смерда, вручал ему алтын на дорогу, благодарил за терпение — и выставлял за ворота. Подзывал следующего, вручал, благодарил — и за дверь. Только так он мог быть уверен, что никто из крестьян не получит «подорожных» два или три раза. Впрочем, его благодарили куда более искренне, нежели это делал он: ведь князь показал простым смертным самого царя!!! Пред этой благодатью меркли все перенесенные муки!
Триста смердов, по минуте на каждого — пять часов, половина дня. Когда последний оказался на улице, у Зверева совершенно окоченели ноги, затекла спина и потеряли чувствительность пальцы. Спасти их можно было двумя путями: на совесть пропариться или хорошенько напиться. Князь выбрал второй вариант — ему хотелось избавиться не только от холода в теле, но и от мыслей в голове. Трехкилограммовая белорыбица, четверть хлебного вина — и это желание удовлетворилось в полной мере.
Проснулся Андрей от женского голоса — ему почудилось, что приехала Людмила. Он вскочил, лихорадочно оделся, выскочил во двор — однако там бродила совершенно незнакомая купчиха, громко обсуждая с товаркой, как лучше готовить баранину. Уж не одну тысячу лет люди эту покорную скотину кушают — а все с рецептом определиться не могут!
Наваждение пропало — а вот мысли о княгине Шаховской остались. Людмила, Людмила… Что же он в первую очередь к ней не побежал, почему от толпы так торопился избавиться? Не разорился бы он от лишних двух золотых, пусть бы еще денек-другой здесь посидели. Как теперь с ней встретиться? В Москву ему хода нет. Ее сюда вызвать? Но как, чтобы подозрений у холопов, теток и девок дворовых не вызвать? Чуть что не так сделаешь — обязательно мужу заложат. Может, кто из слуг и предан хозяйке больше, чем хозяину — да как угадать, который? Эх, и сводня запропала. Догадается на постоялый двор заглянуть или нет?
Князь вернулся в дом, позавтракал, велел оседлать коня и отправился кататься. Так, без всякой цели — не все же в четырех стенах сидеть? Не так и часто он в последнее время жалел, что нет в домах ни телевизоров, ни компьютеров — но сейчас был как раз такой момент. Андрей мчался по улицам, а голова его, словно намагниченная, то и дело поворачивалась к Москве.
Не потому, что запретный плод сладок. Просто за этими неприступными стенами оставалась она. Любимая — и недоступная. Может, и хорошо, что он не успел подать о себе весточку? Будет думать, что он все еще в отъезде. Как найдется способ встретиться — тогда и узнает.
Стены оборвались, а вместе с ними — и улица, широким кольцом опоясывающая столицу. Андрей съехал на лед реки, натянул поводья, глядя в сторону Кремля. Там, под красными кирпичными стенами, крытыми тесовым навесом, шла драка. То есть, конечно, не драка, а кулачный бой. В этом развлечении Зверев никогда не участвовал. Он слишком любил играть сталью — бердышом, саблей, рогатиной, кистенем или ножами, — с удовольствием стрелял из лука. Вот и не оставалось на тренировках времени для махания пустыми конечностями. Да и какая польза в бою от кулака? Однако большинство обитателей Руси думали иначе и во время зимнего безделья с удовольствием приходили помахать кулаками. Дрались стенка на стенку и парами, ради развлечения и «на интерес». Ставки иногда до нескольких гривен доходили — так что было ради чего выложиться. Хорошие бойцы ездили из города в город, устраивая настоящие турниры. Билетов зрителям никто не продавал — а то бы настоящие олимпиады получались. Но без денег, разумеется, не обходилось. Хорошие кулачники дрались только на «интерес». Заключали пари, выкладывали ставку — и вперед, кому улыбнется спортивная слава. Лучшие бойцы, сказывали, из Тулы происходили. Татары тоже, кстати, на кулаках подраться были не прочь. Чаще касимовские, но из Казани тоже по Руси ездили. В Москву, в ту же Тулу, Смоленск, Чернигов, в Луках Великих как-то появились. Рассказчики неизменно уверяли, что татар завсегда били, но Зверев молча сомневался. Кабы всегда били — разве они бы ездили?