— Хорошо не хорошо, а ранее весны, коли работа простая, отлить не сможем. А коли сложная, то и вовсе года два занять может.
— Откуда же я знаю, что просто, что сложно? — пожал плечами Андрей. — Вот, скажем, на два пуда колокол отлить — это трудно?
— Шутить изволишь, боярин? — расхохотался мастер. — Колокольчиками не занимаемся. То к шорникам тебе надобно, это они колокольчики-бубенчики-шелестельщики выковывают.
— А какие отливаете?
— Ну с Божьей помощью и с благословения владыки, для псковской звонницы намедни пятидесятипудовый колокол довели, — пожал плечами мужик.
— А какие отливаете?
— Ну с Божьей помощью и с благословения владыки, для псковской звонницы намедни пятидесятипудовый колокол довели, — пожал плечами мужик. — А меньше вроде и браться не с руки.
— А глянуть на него можно?
— Чего же не показать? Нам своей работы не стыдно. Пойдем, боярин.
За литейкой, между сараем и забором, на массивных санях выгибалась рогожа. Мужик сдернул ее решительным движением, и яркое летнее солнце отразилось на пузатом боку совсем маленького, высотой по колено, гладко отполированного колокола.
— Пятьдесят пудов? — не поверил своим глазам Зверев.
— Ну, может, на полфунта туда или сюда промахнулись, — не стал спорить мастер, — но не более того.
— Да, ты прав, меньше уже и некуда, — оглянулся на подошедшего ближе Пахома Андрей. — То-то попик наш на двухпудовый колокол так взъярился. Ну что тут скажешь, мил человек, стопудовый нам на колокольню потребуется. Вижу, иначе и затевать всего этого не стоит.
— Со стопудовым легче, — кивнул мужик. — Как большой лить станем, с запасом металл расплавим. Глядишь, пудов сто и останется. Токмо форму в земле отроем, да можно зараз и отливать. К весне всяко будет, как и обещал. Ты, боярин, сорок гривен готовь да на грамотке запиши, каковую надпись на колоколе увидеть хочешь.
— Сорок гривен?! — испуганно охнул Пахом.
— А ты думал? — скривился литейщик. — Посмотри, одного металла сколько потратить надобно. Да еще работа изрядная и с формой, и с заполнением чистым. Опять же расплавить все — тоже угля не один воз спалить придется. Стопудовый колокол ровным счетом сорок гривен и выходит.
* * *
На постоялом дворе князь Сакульский открыл сундук с походной казной, растерянно почесал в затылке, перекидал на стол кожаные мешочки:
— Пять, пять, десять и двадцать. И остается у нас… Остается у меня за душой всего семнадцать гривен, не считая новгородской чешуи в кармане. А я уж начал думать, что бесовское золото никогда не кончится.
— Оно и спокойнее, княже, без сатанинского добра, — перекрестился Пахом. — Неужели своего серебра заполучить не сможем?
— Сможем, сможем… Следующей осенью, когда поселенцы урожай соберут. А пока придется обходиться тем, что есть. — Андрей опустил крышку сундука. — А есть у нас, дядька, один удачный восковой шарик. Давай-ка, ступай на кухню, возьми там ношву какую, да бадейку с водой. Посмотрим, что там у мальчонки нашего за душой.
— Грех, княже, сие чародейство, ох, грех, — опять осенил себя знамением холоп и отправился выполнять поручение.
— Грех, — согласился Зверев, доставая форму для свечи и льняную нить на фитиль. — А куда денешься?
К заклятию Велеса он обращался уж не первый раз, руку набить успел. Посему изготовить маленькие тонкие свечи с жиром князя Старицкого для него труда не составило, равно как и усыпить воду в ношве заговором Сречи, превращая посудину в колдовское зеркало. Пахом, даром что увлечение своего воспитанника осуждал, замер у Андрея за спиной, и вскоре оба увидели, как юный князь Владимир Андреевич усаживается за стол.
— Не то… — пробормотал Зверев, опустил глаза на нижний край ношвы, забираясь в прошлое своего противника.
Замелькали палаты, голубое небо, постель, богато накрытые столы. Князь спал, ел, охотился, снова спал, опять носился по лугам с охотничьим соколом.
Нет, ничего… Для заговора он должен был собрать вокруг себя хоть небольшую кучку людей, вести какие-то беседы, переговоры. Но ничем подобным мальчишка не занимался. Развлекался как умел, валял дурака, слонялся без толку, как и положено знатному недорослю.
— Надо было у боярина жир соскоблить, а от мальчишки проку не видно… Стоп-стоп, а это у нас кто?
Андрей наклонился к ношве, увидев, как качнулась перед несущимся за соколом мальчишкой земля, скрестили ветви деревья. Мир опять закачался — но это, похоже, оттого что на дыбы встала лошадь. Раздвинулись усыпанные розовыми цветками стебли иван-чая, на свет вышел мужичок в мохнатых штанах и вывернутой наизнанку меховой душегрейке на голое тело…
— Разорви меня шайтан, да это же Колывай, Андронов сын! — охнул князь. — Знахарь запорожский. Так вот он куда из деревни моей подался. Прямым ходом сюда, в столицу северной Руси. Узнаешь, Пахом?
— Он самый, — кивнул холоп. — Да только куда ему еще податься было опосля того, как ты его опозорил прилюдно, едва не утопил, а опосля выпорол?
— Он не просто пропал, Пахом. Коли помнишь, он вместе с Белургом пропал. С колдуном, из могилы восставшим. А что, если они снюхались? Знахарь отшельником жил, в лесу. Колдун к нему в нору мог прийти запросто. Опять же Колывай этого полудохлого чудища не испугается. Коли он в магии разбирается, то понял наверняка, с кем дело имеет. Оба они меня ненавидят, так что есть хороший повод для дружбы.