— Черт. Ладно. — Жиган махнул рукой и побежал к лестнице.
4.
— Гулять любите?! — Саныч по обыкновению шваркнул кулаком по столу. — Это что за херня?! Я что говорил по поводу дневных шатаний?!
— Да, что ты Саныч, — хныкнул Шум держащий у разбитого носа влажный платок. — Ты спроси, какая падла мне шнурки завязала! А если бы я с крыши навернулся мля! Ваффен, ты сучонок чухонский это сделал?
Они снова собрались в вагоне, служившем им столовой. Такой нынче выдался обед. Эмоциональный и конфликтный. Родька больше не разглядывала людей. Она сидела тихо в стороне и, молча смотрела в свою миску, боясь хоть чем-то выдать свою проделку.
— Пошел ты нахер! — истерично воскликнул эстонец в ответ Шуму.
— Я тебя на ремни порежу, Ваффен!
— Угомонитесь! — заорал Саныч. — Кто это сделал на самом деле?! У кого мозги набекрень и такие шутки шутит, а?!
— А нехрен спать на вахте, — послышался голос Моряка.
Все взглянули в его сторону. Его бороду, не таясь, пересекала злая ухмылка.
— Кто бы не сделал, был прав. — Добавил Моряк.
— Так это ты?! — зашипел скинхед. — Я тебя урою чурка!
— Я над спящими часовыми не так стебусь. — Спокойно проговорил военный. — Если бы это был я…
И моряк вдруг вскочил со стула и, схватив Шума сзади за голову, приставил к его глотке нож.
— Я бы сделал глубокий надрез от уха до уха! И вытащил бы оттуда твой поганый язык!
— Сделай это сейчас, — Хмыкнул Ваффен.
Саныч медленно поднялся во весь рост. В его руке лязгнул кусок арматуры.
— Ну-ка отпусти его, тельник. Я кому сказал. — Угрожающе произнес машинист электропоезда.
Моряк бросил на Саныча злой взгляд. Видно он очень не любил когда ему угрожали. Оттолкнув от себя скинхеда, Моряк сел на свое место и стал есть.
— Я же говорил вам, что он чурка, — проворчал Шум, косясь на военного.
— Если у него темные волосы и борода, то это еще ничего не значит. — Пожал плечами Щербатый.
— А твоя рожа что значит? — ухмыльнулся скин.
— Слышь, бритоголовый. Я эту арматурину сейчас об твою голову гнуть начну, — предупредил Саныч.
Я эту арматурину сейчас об твою голову гнуть начну, — предупредил Саныч.
Шум замолк.
— Итак, слушайте меня. Дурость ваша меня порядком допекать начала. Это мое метро. Это мой поезд. Это моя, мать вашу, станция. Кому что не нравится, валите к бениной маме. А если вам тут комфортно и уютно, то сидите и не рыпайтесь. И шутить так друг над другом не надо. И бродить средь бела дня в поисках беды не надо. Ладно, сами сгинете. А как беду сюда приволочете? А? Ваффен!
— Чего…
— Ходил куда?
— Я никуда не ходил. Я на станции был. Родька видела, что я на месте.
— Ладно. Щербатый, ты.
— Я тоже дома сидел. Книжку читал. — Щербатый снова пожал плечами, опустив лицо и поедая обед.
— Клим?
— Чего Клим… — он угрюмо посмотрел на Саныча.
— Шлялся где говорю!
— Я лекарства искал. Язва замучила, спасу нет.
— Нашел?
— Нет, — Клим дернул плечом.
— Погоди, а что за барахло ты тащил? — удивился Жиган.
— Просто барахло, — буркнул Клим.
— Так ты говорил что…
— Да нет там ничего путного, — разозлился Клим.
— Моряк? — Хмурый Саныч повернул голову в сторону бородатого.
— Я в тоннель ходил.
— А за каким хреном?
— Уровень воды смотрел. Не повышается ли. И фон замерял.
— Ну, это конечно дело полезное. И в тоннель ходить не по городу шляться все же.
— Ишь… Герой, — хмыкнул Жиган.
— А ты Жига куда задницу свою волочил?
— Я людей видел.
— Да?
— Да, — Жиган огрызнулся. — Это ведь наш дозорный славный видеть должен был, а не я. Но он так вахту несет, что даже не заметит, как его отпердолили, пока рожать пора не настанет!
— Жиган, да ты полегче! — протестующее воскликнул Шум. — Ты сам-то в дозорах не стоишь!
— Хайло завали! — рявкнул Саныч. — Так откуда и куда люди шли?
— Ну… Трое… По путям. Мимо старого Рыбацкого. Потом на Гоголя свернули. Ну, я их из виду потерял потом.
— А мы же с тобой на Караваевской встретились. — Клим посмотрел на своего товарища.
— Ну да. Ну, так я ведь искал их. А потом этот крендель орать на крыше стал, когда шнобель разбил себе. И мы бегом обратно.
— Шнобель у чурок, — буркнул Шум. — У меня нос.
— Короче, кучка баранов. Меня слушайте. Я больше повторять не буду. Без моего ведома никуда. — Угрожающе произнес Саныч. Затем схватил за шиворот скинхеда. — И сука не спать на посту!
— А ты сам куда ходил, а старый? — Шум вдруг оскалился, показывая покрасневшие от натекшей из носа крови зубы.
— Не твое собачье дело!
Он оттолкнул от себя бритоголового и, усевшись, начал есть.
— Саныч, ну ведь это тоже не дело. Сам бродишь где-то днем, а нам нельзя? — покачал головой Жиган.
— Я сказал. Это не ваше дело. А еще я сказал, если кому что не нравится, то валите отсюда подобру-поздорову. Ясно?
* * *
— Если такое лето холодное, то какой зима будет, а? — вздохнул Ваффен устало глядя в потолок вагона.
— Нда… — буркнул Щербатый, перелистнув страницы проклятой книги про ядерную войну. — Зима термоядерная настает. Вот что. Напророчили-накаркали, писаки хреновы.
Они иногда задерживались в вагоне. Щербатому просто, потому что в вагоне нравилось больше чем в тесном ящике-доме. А Ваффену нравилось быть с кем-то еще, но не в одиночестве. Тем более перед заступлением в дозор на крышу станции. А сейчас именно его очередь. Стуча подошвами своих ботинок, в вагон вошел бритоголовый Шум.