Однако всего одна деталь, которая попала в поле зрения девчонки, заставила ее взглянуть на двух негодяев совершенно иначе. Да. Они показали сейчас свою звериную суть. Но это не плотоядные хищники, какими они предстали перед ней вначале. Это тупорылые травоядные антилопы-гну, которые пасутся, жрут и дерутся рогами за самку только для того, чтобы вскармливать своими тушами настоящих плотоядных хищников. И именно на плотоядного зверя, вперившего свой взгляд приготовившегося к охоте льва в двух копытных и безмозглых существ она устремила сейчас свой взор.
Плотоядный хищник каким-то образом добрался снаружи до окна под потолком станции и остался незамеченным для всех кроме Родьки. Сейчас он восседал на пирамиде ящиков. На самой вершине этой пирамиды, как царь пирамиды пищевой. Он оскалился в злобной улыбке, предвкушая скорую расправу над двумя обреченными уже недочеловеками. Его оскал не оставлял сомнений в их участи. И блеснуло в полумраке его оружие. Странного вида меч. И он прыгнул вниз. На нижнюю ступень. Еще ниже. Еще прыжок. А антилопы-гну, как и положено глупым травоядным, продолжали яростно друг друга бодать, не заметив как рядом с ними оказался плотоядный хищник в тельняшке, шинели и черном берете.
Моряк занес свой меч, и Родька со всей силы зажмурилась.
* * *
Внизу ветер практически не ощущался. Но там. В небе, он сильно гнал тучи, освободив от них рваные островки чистого неба. Раскачивались деревья, что были повыше.
— Ты убил их… — прошептала обнимающая своего оранжевого зайца Родька. Она сидела на старом поваленном дереве недалеко от станции и смотрела в небо.
Моряк сидел рядом. Спиной к ее спине. Курил и тоже смотрел в небо, то и дело, бросая взгляд на припаркованный неподалеку БРДМ.
— Вообще-то, их убила ты. — Невозмутимо ответил он.
— Чего?
— А того. Ты стала причиной смерти всех этих людей. Ты стала катализатором того безумия, которое погубило всех и оставило лишь нас двоих в качестве последних пассажиров это треклятого электропоезда.
— Это жестоко и подло так говорить. Ты же сам разрубил Жигана и Клима.
— А не надо было? Отчего ты так тряслась тогда под вагоном? Может у тебя сомнения насчет их намерений касающихся тебя?
— Нет. Но мне не нравится, что ты меня обвиняешь.
— Я моряк. А у нас на флоте говорят, что женщина на корабле, быть беде. Вот именно поэтому.
— Я не понимаю.
— Ну и дура.
— Прекрати! — воскликнула Родька. Она толкнула его в спину и обернулась.
— Прости, — тихо хихикнул Моряк.
Она обиженно вздохнула и прошептала.
— Хоть ты меня не обижай. Пожалуйста…
— Прости сестренка. Не буду. — Он кивнул.
Родька почувствовала, как ком подкатил к горлу, и захотелось плакать. Настолько трогательно прозвучало это слово. Сестренка.
— Как тебя зовут? — сдерживая слезы, спросила она.
— Илья. Илья Крест. — Ответил Моряк.
— Крест это кликуха?
— Крест — это Крест. Крикуха у меня Ахиллес. Хотя недавно кое-кто настойчиво называл меня людоедом. Мне почти нравится, стало. — Он снова усмехнулся.
— Людоед? — Она посмотрела на него через свое плечико. — А что. Тебе идет.
— Спасибо. — Он кивнул.
— Не обижайся. Я в хорошем смысле.
— Ну конечно в хорошем. — Хмыкнул он. — Как еще иначе можно людоедом прослыть…
— Да ладно тебе…
— Я не обижаюсь.
— Вот и хорошо. — Вздохнула Родька. — А почему ты мое имя не спросишь?
— Да зачем. Я уезжаю. Так что больше не свидимся.
— КАК!
— Да вот так. Мне тут больше делать нечего.
— И ты бросишь меня?! — она вскочила и, зайдя спереди, пристально посмотрела Илье в глаза.
— И ты бросишь меня?! — она вскочила и, зайдя спереди, пристально посмотрела Илье в глаза.
— Я сделал для тебя и так много. И времени потерял немало. А сейчас ты обуза.
— Что?! Да что ты такое говоришь?!
— Женщина на корабле…
— Да иди ты с этой чепухой!
— Вот и пойду. Поеду точнее. — Крест поднялся на ноги.
Она схватила его за шинель.
— Боишься соблазна перед молодым девичьим телом?! — она зло усмехнулась, и было в этой усмешке нескрываемое отчаяние.
Он резко оттолкнул ее и обнажил самурайский меч, свирепо сверля ее взглядом.
— Еще что-нибудь эдакое ляпнешь, снесу голову.
— Это ты умеешь. Я видела. Но я же пропаду одна! Я даже не из этого города!
— Вот как? А откуда?
— Из Москвы я.
— Надо же. И как тут оказалась?
— У бабули гостили семьей, когда случилось все…
— И где твои родители?
— Неужели непонятно? — она повесила голову. — Нет в мире справедливости. Бабули не стало. Матери тоже. А этот живой…
— Кто? — спросил Моряк.
Родька подняла заплаканные глаза.
— Мой отчим. Я убежала от него потом. Он хотел сделать со мной то же самое, что и эти двое, которых ты зарубил. Он ищет меня. Я боюсь…
Крест вздохнул, глядя в сторону и извлек из внутреннего кармана шинели фотографию, которую забрал у казненного им каннибала.
— Держи, — он протянул карточку девочке. — Он больше никогда тебя не найдет.
Родька с изумлением смотрела на фотографию.
— Это же я… Мне тут десять лет… Откуда она у тебя?
— Долгая история. Могу сказать только, что справедливость все-таки иногда торжествует. Твой отчим сейчас в аду, и то, что он хотел сделать с тобой, делают с ним черти.
Родька вдруг прижалась к нему и обняла.