Все это вовсе не означало, что на самом деле Дриниэн не любил Рипичипа. Напротив, он его очень любил и поэтому сильно испугался за него, а, испугавшись, пришел в плохое расположение духа — вот точно так же и ваши мамы гораздо больше, чем посторонний прохожий, сердятся на вас, если вы выбегаете на дорогу прямо перед машиной. Никто, конечно, не боялся, что Рипичип может утонуть: он прекрасно плавал, но те трое, кто знал, что происходит под водой, испугались длинных острых копий в руках у Морского Народца.
Через несколько минут «Рассветный Путник» повернул, и все увидели в воде темный шарик — Рипичипа. Он очень возбужденно что-то кричал, но, так как пасть его постоянно наполнялась водой, никто не мог понять, что он хочет сказать.
— Если мы не заткнем ему рот, он в два счета все разболтает, — воскликнул Дриниэн. Чтобы не допустить этого, он кинулся к борту и сам спустил канат, крикнув матросам:
— Ладно, все в порядке. Возвращайтесь по своим местам. Полагаю, я смогу поднять на борт мышь без посторонней помощи.
И как только Рипичип начал взбираться по канату — не очень-то проворно, так как намокшая шерстка тянула его вниз — Дриниэн перегнулся через борт и прошептал ему:
— Не говори об этом ни слова.
Но когда совершенно мокрая Мышь оказалась на палубе, выяснилось, что Морской Народец ее вовсе не интересует.
— Пресная! — запищала она. — Пресная, пресная!
— Что ты тут болтаешь? — грубо оборвал его Дриниэн. — И совершенно не обязательно отряхиваться здесь так, чтобы все брызги летели прямо на меня.
— Я вам говорю, что вода пресная, — настойчиво повторила Мышь. — Пресная, не соленая.
Какое-то время никто не мог осознать всю важность этого заявления. Но тогда Рипичип снова повторил старое пророчество:
Где станет пресной волна, Не сомневайся, Рипичип, Там Востока край.
И, наконец, все поняли.
— Дай мне ведро, Райнелф, — попросил Дриниэн.
Ему передали ведро, он опустил его в воду и вытащил на палубу. Вода в ведре блестела, как стекло.
— Может быть, Ваше Величество первым захочет попробовать воду, — обратился Дриниэн к Каспиану.
Король поднял ведро обеими руками, поднес его к губам, вначале лишь пригубил, затем сделал глубокий глоток и поднял голову.
Король поднял ведро обеими руками, поднес его к губам, вначале лишь пригубил, затем сделал глубокий глоток и поднял голову. Лицо его изменилось. Казалось, заблестели не только глаза, но и весь он сам.
— Да, — сказал он, — она пресная. Это действительно настоящая вода. Я, правда, не уверен, что не умру, отведав ее. Но если бы я даже заранее знал о такой смерти, то все равно выбрал бы именно ее.
— Что ты хочешь сказать? — спросил Эдмунд.
— Она… она больше всего похожа на свет, — ответил Каспиан.
— Так и есть, — заметил Рипичип, — свет, который можно пить. Теперь мы, должно быть, уже очень близко от края света.
На мгновение наступила тишина, а затем Люси опустилась на колени и напилась из ведра.
— Я никогда не пробовала ничего вкуснее! — воскликнула она как-то удивленно. — Но, ох! — какая она сытная! Теперь мы сможем ничего не есть.
И, один за другим, по очереди, все напились из ведра. Долгое время все молчали. Они внезапно почувствовали в себе такую крепость и силу, что едва смогли это перенести. А затем они начали ощущать на себе и другое действие воды. Как я уже раньше говорил, с того момента, как они оставили остров Раманду, было слишком много света — солнце было слишком большим, хотя и не слишком жарким, море — слишком ярким, воздух — чересчур сияющим. Теперь света стало не меньше — наоборот, его стало еще больше, но они могли выносить его. Они могли видеть больше света, чем когда-либо раньше. И палуба, и парус, и их собственные лица, и тела сияли все больше и больше. Блестела каждая веревка. А на следующее утро, когда взошло солнце, теперь в пять-шесть раз большее, чем обычно, они пристально смотрели прямо на его диск и могли различить даже перья птиц, вылетающих оттуда.
В этот день на борту почти не вели разговоров, пока где-то около обеда, обедать никто не хотел, им было вполне достаточно воды, Дриниэн не сказал:
— Я не могу понять, в чем дело. Нет ни дуновения ветерка. Парус висит мешком. Море гладкое, как зеркало. Но, тем не менее, мы плывем так быстро, как будто нас гонит шторм.
— Я тоже думал об этом, — ответил Каспиан. — Должно быть, мы попали в какое-то сильное течение.
— Хм, — заметил Эдмунд. — Это кажется не очень-то приятно, если у света действительно есть край, и мы приближаемся к нему.
— Ты имеешь в виду, — спросил Каспиан, — что мы можем, так сказать, просто перелиться через этот край вместе с водой?
— Да! Да! — воскликнул Рипичип, хлопая лапками. — Именно так я всегда это себе и представлял — мир, как большой круглый стол, и воды всех океанов бесконечно переливаются через этот край, а затем вниз, вниз, стремительное падение…
— Ну и что же, по-твоему, ждет нас внизу, а? — спросил Дриниэн.
— Может быть, страна Аслана, — ответила Мышь, глаза которой сияли. — Или, может быть, дна нет вообще. Может, спуск продолжается до бесконечности. Но, что бы нас там ни ждало, разве это не стоит того, чтобы хоть на одно мгновение заглянуть за край света?