Ребята!
А ну-ка, заарканьте Маркиза и Мисс Салли и гоните их сюда. Мы их тут живо
окрутим!
Предложение Граммофона было встречено криками восторга. Все бросились
разыскивать главных участников предстоящей церемонии.
— С вашего разрешения, — сказал судья, отирая пот, хотя ночь выдалась
холодная, — мне хотелось бы знать, как далеко намерены вы зайти в своей
шутке. И не следует ли мне опасаться, что и некоторые другие предметы моего
туалета могут быть приняты вами за диких зверей и отданы на растерзание?
— Ребята разошлись нынче больше, чем обычно, — объяснил ему Сондерс. —
Им, вишь, пришло в голову поженить тут двоих — нашего повара и гуртовщика. В
шутку, конечно. Ну, да ведь вам с Сэмом все равно придется заночевать здесь.
Так что сделайте уж им это одолжение, авось они угомонятся.
Сваты тем временем разыскали невесту и жениха. Повар сидел на дышле
фургона и спокойно курил свою трубку. Маркиз был тут же, неподалеку, он
прислонился к дереву, под которым была устроена кладовая.
Обоих бесцеремонно втолкнули в кладовую, и Граммофон, на правах
церемониймейстера, принялся отдавать приказания.
— Ты, Сухой Ручей, и вы, Джимми, Бен и Тэллер, сбегайте в рощу и
наберите цветов — хотя бы того же мескита — да не забудьте про испанский
меч, что растет у загона для лошадей. Мы дадим его невесте заместо букета.
Ты, Хромой, тащи сюда свое красное с желтым одеяло, это будет юбка Мисс
Салли. А ты, Маркиз, итак обойдешься; все равно на жениха никто не смотрит.
Во время этих комических приготовлений оба главных участника торжества
на минуту остались одни. Лицо Маркиза выражало страшное волнение.
— Этой глупости надо положить конец, — обратился он к Мисс Салли, и в
свете висячего фонаря лицо его показалось повару мертвенно бледным.
— А почему собственно? — спросил тот с улыбкой. — Зачем портить людям
удовольствие? Ведь они до сих пор никогда тебе особенно не докучали. По мне,
пусть веселятся.
— Ах, ничего ты не понимаешь, — простонал Маркиз. — Ведь Хэккет —
окружной судья. Если он нас соединит — кончено… Я не могу… Ах, ничего ты
не знаешь!
Но тут повар подошел поближе и взял Маркиза за руки.
— Салли Баском, — сказал он, — я знаю все!
— Знаешь? — пролепетал Маркиз. — И ты-ты хочешь?..
— Я в жизни ничего так не хотел. А ты?.. Тише, сюда идут.
В кладовую ввалились ковбои с свадебным убором для невесты.
— Вероломный койот! — воскликнул Граммофон, обращаясь к Маркизу. —
Согласен ли ты загладить свою вину перед этой гладильной доской — перед
этой, с позволенья сказать, доверчивой юбкой? Пойдешь ли тихо-скромно к
алтарю или прикажешь тащить тебя на веревке?
Маркиз стоял, небрежно сдвинув шляпу на затылок и прислонясь к груде
мешков с бобами. Лицо его разрумянилось, глаза горели.
— Что ж, забавляться так забавляться, — сказал он.
Вскоре к Хэккету, Холли и Сондерсу, которые сидели под деревом и
курили, приблизилась процессия.
Впереди выступал Хромой Уокер, наигрывавший на своей гармошке нечто
весьма заунывное. За ним следовали жених и невеста. Повар обернул вокруг
талии пестрое навахское одеяло, в руке его красовался испанский меч —
большой с решето цветок, фунтов в пятнадцать весом, с белоснежными, словно
восковыми лепестками. Шляпа невесты была украшена ветками мескита и желтыми
цветами ратамы. Видавшая виды сетка от комаров служила ей вуалью. За молодой
четой брел, спотыкаясь, Дэйвис Граммофон. В качестве посаженого отца он то и
дело подносил к глазам конский потник и оглашал воздух рыданиями, которые
можно было услышать за милю. Дальше следовали попарно ковбои. Они
обменивались замечаниями насчет туалета невесты, по своему разумению
изображая гостей на фешенебельной свадьбе.
Едва процессия поровнялась с Хэккетом, он встал и, сказав несколько
слов о святости брачных уз, спросил:
— Как вас зовут?
— Салли и Чарльз, — отвечал повар.
— Подайте же друг другу руки, Чарльз и Салли!
Быть может, на свете не было еще столь странной свадьбы. Ибо это была
настоящая свадьба, хотя только двое из присутствующих знали это.
После брачной церемонии ковбои прокричали «ура», и на этот вечер потеха
была кончена. Все разворачивали одеяла, думая только о том, как бы поскорее
завалиться спать.
Повар, снявший с себя свадебный убор, и Маркиз задержались на минуту в
тени кладовой. Маркиз склонила голову на плечо новобрачному.
— Я просто не знала, на что решиться, — сказала она. — Отец умер, и
нам, ребятам, не на кого было надеяться. Я столько помогала ему с коровами,
что решила пойти в ковбои. Чем еще могла я прокормиться? Особенного
удовольствия мне это занятие не доставило, и я бы давно убежала, если б
не…
— Если б не что?
— Сам знаешь… Но объясни мне… Как тебе пришло в голову?.. Когда ты
первый раз…
— Да в ту же самую минуту, как мы приехали в лагерь. Помнишь, Сондерс
заорал: «Маркиз и Мисс Салли». Я заметил, как ты смутилась, и сразу
подумал…
— Вот нахал! А почему ты решил, что я подумала, что это он про меня
сказал Мисс Салли?
— А потому, — невозмутимо отвечал повар, — что Маркиза я принял на свой
счет. Мой отец был маркиз Бородэйл. Надеюсь, ты простишь мне это, Салли?
Ведь это и в самом деле не моя вина!