— На следующий год поедем вдвоем в Европу.
— Через три года уже накоплю денег на яхту.
— Я никак не могу умереть, пока ребенок не вырастет.
— Когда получу выходное пособие, тогда и квартиру смогу купить, и спокойно прожить в старости.
— Послезавтра в три? Понятно. Пойду или нет? Пока не знаю. Посмотрю, как будет настроение.
— На будущий год надо менять этот кондиционер.
— Да, дела. С будущего года по крайней мере урезают только представительские расходы.
— Вот исполнится двадцать лет, буду пить и курить, сколько захочу.
— Благодарю вас за приглашение. Так что буду у вас во вторник на следующей неделе в шесть часов вечера.
— Наверное, оправдывался. Он всегда так. Вот посмотришь: через пару дней со смущенным видом придет извиняться.
— Ну, пока, до завтра.
Лиса всегда идет своей лисьей тропой. И если охотник прячется в чаще на той же тропе, он без труда поймает ее.
«Я сейчас как та лиса, которая, зная, что охотник ее заметил и может поймать, все равно идет своей лисьей тропой», — думал Хонда.
Дело шло к лету.
Хонда наконец решился, и когда он озаботился тем, чтобы получить назначения у специалиста-онколога, была уже вторая половина июля.
Накануне назначенного ему обследования в больнице Хонда, что делал крайне редко, смотрел телевизор. Была вторая половина дня — после только что закончившихся дождей стояла ясная погода, по телевизору шла трансляция из какого-то бассейна. Молодежь резвилась в воде, которая имела неприятный синий цвет какого-то искусственно окрашенного напитка, во все стороны летели брызги — кто плавал, кто прыгал в воду.
Полузабытые прекрасные тела!
Шаблонное скучающее воображение, отринув тела, нарисовало бы множество скелетов, резвящихся в бассейне под летним солнцем. Это доступно каждому. Отрицать жизнь действительно легко, даже заурядный человек смог бы разглядеть скелет под оболочкой юности.
Но какова месть! Хонда так и закончит свою жизнь, не проникнув в помыслы обладателя прекрасного тела. Хотя бы месяц прожить в этом прекрасном теле! Как это было бы здорово! Что чувствует человек, у которого такое прекрасное тело? Что он ощущает, глядя, как люди преклоняются перед его телом? Особенно тогда, когда поклонение твоей красоте, переходя привычные границы, достигает безумного яростного обожания и ты начинаешь испытывать страдания, вот тогда в этом опьянении, в этой агонии обретается святость. Самой главной потерей в жизни Хонды было то, что он не прошел сквозь ту темную теснину, где через тело обретают святость.
Самой главной потерей в жизни Хонды было то, что он не прошел сквозь ту темную теснину, где через тело обретают святость. Конечно, это тоже было привилегией, данной очень немногим, но все-таки…
Завтра его наконец осмотрит врач, он не знает, каким будет результат; Хонда решил совершить своего рода очищение и распорядился перед ужином приготовить ванну.
Экономка, женщина средних лет, бывшая медсестра, которую Хонда нанял сам, без оглядки на Тору, была несчастной женщиной, похоронившей двух мужей, но ничего не упускала и была очень внимательна, Хонда теперь подумывал о том, что следует позаботиться о ней в завещании. Она за руку довела Хонду до ванной комнаты, все время предупреждала, чтобы он не поскользнулся, и, окутав заботой, будто паутиной, которую тянет за собой паук, оставила его раздеваться. Хонда не любил, чтобы женщины видели его голым. Перед зеркалом, мутным от просачивающегося из ванной комнаты пара, Хонда снял халат. Осмотрел в зеркале свое тело. На груди выступали все ребра, живот выпирал книзу, в тени этой вздутости свисало нечто, напоминавшее увядший стручок, дальше тело, словно обрубленное, опиралось на бледные тощие ноги. Появились будто опухшие колени. Сколько долгих лет самообмана понадобилось для того, чтобы истязать себя зрелищем этого уродства. Но Хонда подумал, что если красивый в молодости мужчина доживет до его лет, то он будет именно таким, и утешил себя сочувственной улыбкой в адрес такого человека.
На обследование ушла неделя. В назначенный день он снова направился в больницу, и когда ему сказали, что нужно тотчас лечь на операцию, подумал: «Ну, вот, началось».
— И все-таки, раньше вы часто бывали в больнице, а в последнее время вас и не видно, вот за это отсутствие вы и натворили дел. Это не небрежность и не оплошность, — врач произнес это таким тоном, словно ругал его за распущенность, и изобразил тонкую улыбку. — К счастью, у вас доброкачественная опухоль на поджелудочной железе, поэтому достаточно удалить ее.
— Так это не желудок?
— Поджелудочная железа. Я могу показать вам снимки желудка.
Опухоль на поджелудочной железе выглядела, как оказалась, выпуклостью вне желудка — это совпадало с первым результатом, полученным при пальпировании.
Хонда выпросил себе в больнице недельную отсрочку.
Вернувшись домой, он сразу написал длинное письмо и велел отправить его срочной почтой. Он написал, что двадцать второго июля приедет в Гэссюдзи. Письмо прибудет завтра, двадцатого, или послезавтра, двадцать первого числа, он сообщал о своих намерениях настоятельнице монастыря, просил принять его, написал о событиях шестидесятилетней давности, попутно изложил собственную жизнь, просил простить за то, что из-за срочности дела едет без приглашения.