Когда выяснилось, что сестры Керр решились постоянно вести хозяйство у этого робкого и улыбчивого холостяка, мисс Броди вбила себе в голову, что он худеет. Она обнародовала свое открытие как раз в те дни, когда Дженни и Сэнди заметили, что мисс Броди стала стройнее, а поскольку им было уже почти по тринадцать лет и подобные детали воспринимались ими теперь более остро, их начал занимать вопрос, может ли мисс Броди привлекать и волновать мужчин своей внешностью. Они увидели ее в новом свете и решили, что она красива своеобразной затаенной романтической красотой, и что она похудела от печальной страсти к мистеру Ллойду и благородного отказа от него в пользу мистера Лоутера, и что вся эта ситуация ее вполне устраивает.
Мисс Броди говорила им: «Мистер Лоутер в последнее время похудел. Я не доверяю сестрам Керр. Эти прижимистые особы на нем экономят. Того, что они закупают в субботу, едва хватает ему на воскресенье, а не то что на всю неделю. Если бы только можно было уговорить мистера Лоутера уехать из его огромного дома и снять квартиру в Эдинбурге, о нем было бы намного легче заботиться. Ему необходима забота. Но его не уговорить. Невозможно уговорить человека, который никогда не возражает, а только улыбается.
Она решила руководить деятельностью сестер Керр в Крэмонде по воскресеньям, когда они обеспечивали домашнюю жизнь мистера Лоутера на неделю вперед. «Им за это хорошо платят, — сказала мисс Броди. — Я буду приезжать и следить, чтобы они закупали то, что нужно, и в достаточном количестве». Подобная идея могла показаться дерзкой, но девочки смотрели на это иначе. С жаром уговаривая мисс Броди напуститься на мисс Эллен и мисс Алисон и вмешаться в их дела, они отчасти предчувствовали интересное развитие событий, а отчасти были уверены, что мистер Лоутер своими улыбками как-нибудь уладит любые неурядицы; кроме, того, сестры Керр были порядочные трусихи, и, что самое главное, одна мисс Броди стоила обеих сестер, вместе взятых, она была квадратом гипотенузы прямоугольного треугольника, а они — всего лишь квадратами его катетов.
Сестры Керр отнеслись к вторжению мисс Броди с полным смирением, и именно тот факт, что они всегда безропотно подчинялись любой подавляющей их силе, объясняет, почему позже они без утайки отвечали на вопросы мисс Скелетт. Тем временем мисс Броди занялась откармливанием мистера Лоутера, а так как это означало, что теперь она будет проводить субботние вечера в Крэмонде, члены клана были приглашены навещать ее по очереди — по двое каждую неделю — в резиденции мистера Лоутера, где он улыбался им, гладил их по головке или играл кудряшками хорошенькой Дженни, поглядывая при этом на кареглазую Джин Броди в ожидании то ли упрека, то ли одобрения, то ли еще чего-нибудь в том же роде. Пока она поила их чаем, он улыбался, а порой отставлял чашку, выходил из-за стола, садился за рояль и самозабвенно пел.
Он пел:
Вперед шагай, Этрик, вперед, Тевитдейл,
Что же вы, черти, не держите строй!
Вперед шагай, Эскдейл, вперед, Лиддёсдейл,
Нам до границы подать рукой!
Закончив песню, он улыбался застенчивой, смущенной улыбкой и снова садился за стол, глядя из-под бровей на мисс Броди, чтобы проверить, как она к нему относится в данный момент. Для него она была просто Джин — этот факт, по мнению всех членов клана, не подлежал разглашению.
Мисс Броди сообщила Сэнди и Дженни:
— Я не церемонилась с этими сестрами. Они морили его голодом. Теперь продуктами занимаюсь я. Не забывайте, что я происхожу от Уилли Броди, солидного человека, столяра-краснодеревщика и изобретателя виселиц оригинальной конструкции, члена городского совета Эдинбурга, мужчины, содержавшего двух любовниц, которые сообща подарили ему пятерых детей. Во мне говорит его кровь. Он очень увлекался игрой в кости и петушиными боями. Впоследствии полиция объявила его розыск, так как он ограбил акцизное управление — не потому, что ему были нужны деньги, а просто кражи со взломом привлекали его своей опасностью. За границей его, конечно, арестовали и привезли обратно в Эдинбург в Толбутскую тюрьму, но это чистая случайность. Он окончил жизнь в прекрасном расположении духа на виселице собственного изобретения в тысяча семьсот восемьдесят восьмом году. Кому-то это может нравиться, кому-то нет, но во мне именно его закваска, и в дальнейшем я также не потерплю никаких глупостей от мисс Эллен и мисс Алисон Керр.
Мистер Лоутер запел:
На что мне, матушка, постель,
Широкая и мягкая?
Мой милый умер за меня,
Засну в могиле завтра я.
Затем он поглядел на мисс Броди. Она в это время рассматривала чашку с отбитым краешком.
— Наверное, Мэри Макгрегор отбила, — сказала она. — В прошлое воскресенье Мэри приезжала с Юнис, и они вместе мыли посуду. Наверняка это Мэри отбила.
За окнами на летней лужайке искорками вспыхивали маргаритки. Широкая лужайка уходила далеко-далеко, и за ней едва виднелся небольшой лесок, но даже этот лесок и поля за ним принадлежали мистеру Лоутеру. Застенчивый, музыкальный и милый мистер Лоутер был, что ни говори, человек со средствами.
Теперь Сэнди вглядывалась в мисс Броди не только для того, чтобы разобраться, привлекательна ли она, но и пытаясь отыскать в ней хоть какой-нибудь намек на женскую покорность, поскольку представить себе этот элемент в ее любовном романе было труднее всего. Она была скорее доминирующим началом, нежели женщиной во плоти, подобно Норме Шерер или Элизабет Бергнер. Мисс Броди было сейчас сорок три, и в этом году она казалась гораздо стройнее, чем в те давние дни, когда стояла перед их классом во весь рост или сидела под вязом. Теперь она стала изящнее, но в сравнении с мистером Лоутером выглядела по-прежнему довольно крупной женщиной. Он был хрупкий мужчина и ниже, чем мисс Броди. Он смотрел на нее с любовью, а она на него — властно и по-хозяйски.