Тем не менее я держался того убеждения, что все это не может оправдать действий Гуда.
С Земным Левиафаном во главе завоевательская армия грабила и предавала огню лежащие на ее пути штаты Нью-Йорк, Нью-Джерси, Пенсильванию, и где она ни останавливалась, повсюду водружала свой черно-красный стяг и оставляла гарнизоны черных управлять захваченной территорией.
Во время битвы, при которой вся Филадельфия была разрушена и почти все мужчины, женщины и дети белой расы были убиты громовым обстрелом пушек Земного Левиафана, я наконец нашел возможность «дезертировать» из Черной Орды. Сперва я оторвался от конвоя, приписанного к моему «броненосцу», затем мне посчастливилось найти бесхозную лошадь.
Я намеревался отправиться в Вашингтон, чтобы предупредить тамошних защитников, рассказав им о предстоящем кошмаре. Кроме того, я хотел, если это возможно, обсудить методы, с помощью которых можно будет вывести из строя Земного Левиафана. Мой единственный план заключался в том, чтобы заманить чудовище к краю пропасти: он рухнет туда и сам себя разнесет на части. У меня, естественно, не имелось ни малейшего представления о том, как это сделать.
Моя скачка от Филадельфии до Вашингтона представляла собой, вероятно, своего рода рекорд. По стране бродили отряды черных солдат и белых солдат. В моем мундире армии ашанти я был дичью для тех и других, и, попади я в руки белых, которые сочли бы меня предателем, я испытал бы куда худшие мучения, чем в руках черных. Но, по счастью, я избежал плена и добрался до Уилмингтона, который почти не пострадал от бомбежек и обстрелов и производил впечатление одичания и заброшенности, как многие американские «города-призраки». На песчаном побережье я снял свой черный форменный пиджак и выбросил его (хотя было все еще довольно холодно), в одной только трикотажной рубахе и рейтузах уселся на свою лошадь и начал искать местных предводителей белого населения.
Они первыми обнаружили меня. Я осторожно шел по одной из главных улиц, когда внезапно они выскочили со всех сторон. На них были эти жутковатые белые капюшоны, напоминавшие о временах старого рыцарства Юга, Ку-Клукс-Клана, которыми я увлекался в детстве. Они спросили меня, кто я такой и что делаю в Уилмингтоне. Я сказал им, что непременно должен говорить с их предводителем, что у меня ужасные новости о Черном Аттиле.
Вскоре после этого я уже находился в большом административном здании, которое человек по имени «Бомбардир» Кеннеди использовал в качестве своей главной квартиры. Прозвище он получил благодаря, как я узнал позднее, своей способности создавать взрывные устройства из самого разного материала. Кеннеди уже слышал обо мне и только большим усилием воли не поддался желанию пристрелить меня на месте. Но он допросил меня, внимательно выслушал и, как мне показалось, совершенно убедился в том, что я говорю правду. Он сказал, что давно планировал отправить свою маленькую «армию» в Вашингтон, чтобы усилить растущее число защитников города. Не повредит, добавил он, если я пойду с ним, однако предупреждает: если хоть что-нибудь намекнет ему на то, что я здесь шпионю для Гуда, я умру точно так, как умирает любой негр в этой местности. Я понятия не имел, что он имеет в виду, и единственное разъяснение, которое я получил, была короткая фраза одного из солдат армии Кеннеди:
— Не слыхал еще в своей Англии о «Прикончить-Либо-Шлепнуть», парень? Тебя или спалят живьем или Перережут глотку.
Белым удалось восстановить старую железнодорожную сеть, большинство участков которой пережили войну, и локомотивы еще ходили, пусть даже не на угле, а просто на дровах. План Кеннеди заключался в том, чтобы доехать со своей армией до Вашингтона (поскольку существовала прямая ветка). На следующий день мы погрузились в большой старомодный поезд: Кеннеди и я заняли места на платформе у водителя локомотива и кочегара, потому что Кеннеди сказал мне:
— Не хочу рисковать и выпускать тебя из виду хотя бы на минуту.
Вскоре локомотив уже раскочегарился, и поезд покатил на Вашингтон; в Балтиморе он остановился в первый раз, потому что Кеннеди рассчитывал взять на свой поезд еще один большой отряд.
Пока мы ехали по опустевшей стране, Кеннеди рассказывал мне кое-что о своей жизни. Он утверждал, что до катастрофы был очень богатым человеком, миллионером. Его семья происходила из Ирландии, и он испытывал величайшее отвращение к англичанам, которые в его списке врагов шли сразу же вслед за «ниггерами». Он считал, что именно англичане виновны во всем зле, которое творится в мире. Мне бросилось в глаза разительное противоречие: Кеннеди так горячо защищал одно национальное меньшинство — ирландцев, и в то же время по отношению к другому испытывал столь жгучую ненависть.
Кеннеди между делом рассказал мне, что в Вашингтоне уже разрабатываются планы обороны против Черного Аттилы.
— У них есть еще туз в рукаве, который попортит черномазому все дело, — заявил он с широкой улыбкой, однако растолковать свое замечание подробнее отказался, и у меня сложилось такое впечатление, что он и сам толком не знает этого плана.