Меня доставили в маленькую каюту с металлическими стенами, сияли мой насквозь мокрый арабский мундир, уложили на койку и укрыли теплыми одеялами. Я слышал, как вновь заработали корабельные моторы; после почти незаметного рывка судно набрало большую скорость. И я, не утруждая себя более раздумьями насчет моей будущей судьбы, погрузился в глубокий счастливый сон без сновидений.
Проснувшись, я машинально бросил взгляд в иллюминатор, однако определить, день сейчас или ночь (не говоря уже о часе!), было, разумеется, невозможно. Я видел только, как струится мимо темно-зеленая люминесцирующая вода. Корабль акулой стремительно проносился по морским глубинам. Какое-то время я предавался созерцанию; первая встреча с этим удивительным царством очаровала меня; я пытался разглядеть подробности жизни таинственного подводного мира, но для этого мы слишком быстро плыли.
Я все еще смотрел в иллюминатор, когда дверь каюты открылась: один из моряков принес мне большую чашку с горячим черным кофе. Он заговорил с сильным акцентом:
— Привет от капитана, сэр. Можете посещать его в его каюте, когда хотите.
Взяв кофе, я увидел, что моя измятая форма постирана, высушена и отутюжена и что на маленьком столике у стены разложена свежая смена белья.
— С удовольствием, — сказал я. — Может ли кто-нибудь проводить меня к капитану, когда я приведу себя в порядок и оденусь?
— Я подожду вас снаружи, сэр, — матрос отсалютовал и тихонько закрыл за собой дверь. Не могло быть никаких сомнений в том, что на этом корабле царила исключительная дисциплина: об этом говорила одна та скорость, с которой меня доставили на борт. Я надеялся, что эта дисциплина подразумевает также соблюдение прав военнопленных.
Я надеялся, что эта дисциплина подразумевает также соблюдение прав военнопленных.
Я закончил свой туалет так быстро, как только смог, и скоро выглянул за дверь моей каюты. Матрос провел меня по узкому, похожему на трубу коридору с круглыми стенами. Мне бросилось в глаза, что распорки находились также на боковых стенах и потолке; это говорило о том, что корабль обладал исключительной маневренностью. Мое заключение оказалось совершенно правильным (в соответствии с пробковыми планками располагались также «палубы» на внешней стороне кормы, тогда как главная рубка представляла собой шар, который поворачивался согласно углу поворота корабля — это была, как выяснилось, всего лишь одна из проходных идей О’Бина!). Это подводное судно намного превосходило все, что я видел в 1973 году в альтернативном будущем.
По круглому коридору мы вышли к перекрестку, свернули по направлению к левому борту, вскарабкались по маленькому трапу и оказались у плоской, абсолютно круглой стальной двери, в которую и постучал моряк, проговорив при этом несколько слов на своем неизвестном мне языке. С другой стороны двери донесся лаконичный ответ, после чего матрос потянул за ручку, чтобы открыть ее. Он пропустил меня вперед, отсалютовал еще раз и удалился.
Я оказался в знакомой почти до мелочей версии капитанской каюты корабля моего родного мира. Здесь было очень много меди и красного дерева; несколько зеленых растений свисали в корзинах с потолка и стен; очень аккуратно прибранная койка; стол, на котором лежали разложенные во множестве навигационные приборы и различные морские карты. Стены украшали гравюры с изображением кораблей и старинные карты в рамках. Вся плоскость потолка излучала свет, похожий на дневной (очередное изобретение О’Бина, сделанное мимоходом). Из-за стола навстречу мне поднялся невысокий юркий человек с усиками, приподнял фуражку и улыбнулся почти застенчиво. Он был совсем молод — вероятно, не старше меня, однако испытания оставили на его лице морщины, и его глаза были глазами пожилого человека — твердые и ясные и в то же время полные удивительной иронии. Он протянул мне руку. Я тряхнул ее и ощутил его крепкое пожатие: сильное, но не грубое. Что-то пугающе знакомое чудилось мне в нем. Рассудок мой все еще колебался, не желая признавать истину, когда он представился на хорошем английском языке с легким гортанным акцентом:
— Добро пожаловать на борт «Лолы Монтес», капитан. Моя фамилия Коржеиевский, и я капитан этого корабля.
Я был слишком ошеломлен, чтобы говорить: передо мной стоял мой старый учитель тех времен, когда я летал на борту «Скитальца», только сейчас он был намного моложе. В те годы Коржеиевский командовал (или еще будет командовать) польским воздушным судном. Выводы, естественно вытекающие отсюда, вызывали вполне закономерный страх. Не существует ли, в таком случае, вероятность встретить в этом мире версию себя самого? Изо всех сил я цеплялся за свои хорошие манеры, чтобы не выдать себя. Корженевский совершенно явно ничего обо мне не знал. Поэтому я просто представился, и будь что будет. Я назвал свое настоящее имя, полк, в котором на самом деле служил, и в нескольких словах объяснил, почему ношу этот довольно экзотический арабский мундир.
— Надеюсь, Польша не находится в состоянии войны с Арабским Альянсом, — добавил я.
Капитан Корженевский пожал плечами и повернулся к буфету, где стояли в ряд бутылки и стаканы.