Томас не ответил. А что тут можно ответить? Всё, что он помнил о жизни, были Лабиринт и Топка, да ещё отдельные обрывки воспоминаний детства, в основном под крышей ПОРОКа. Он чувствовал себя пустым и потерянным — словно у него не было корней.
Сердце юноши внезапно сжалось.
— Я всё думаю — что сталось с моей мамой?
Он и сам удивился тому, что сказал.
— С твоей мамой? Ты помнишь её?
— Несколько раз видел во сне. Думаю, это были не сны, а воспоминания.
— И что ты видел? Какая она была?
— Она была… мама. Ну, ты знаешь — любила, заботилась, волновалась обо мне… — Голос Томаса дрогнул. — Кажется, больше никто этого не делал с того самого момента, как они забрали меня у неё. Как подумаю, что она сошла с ума… что с нею произошло что-то ужасное… что какой-нибудь кровожадный хряск мог…
— Прекрати, Томас! Перестань.
Она взяла его руку, сжала в своих пальцах… Помогло.
Бренда продолжала:
— Представь себе, как она была бы счастлива, если б узнала, что ты жив и борешься! Она умерла, зная, что ты неподвластен болезни и что у тебя есть реальный шанс вырасти и прожить долгую жизнь, и неважно, насколько хрупок и страшен стал мир. К тому же, ты совершенно неправ!
Всё время её краткой речи Томас смотрел в пол, но тут вскинул голову:
— А?
— Минхо. Ньют. Котелок. Все твои друзья заботятся и беспокоятся о тебе. Даже Тереза — она и вправду делала все те ужасные вещи в Топке, потому что считала, что у неё нет выбора. — Бренда помолчала и тихо добавила: — Чак.
При этом имени боль, снедавшая Томаса, усилилась.
— Чак… Он… он…
Юноша проглотил комок, постарался взять себя в руки. Если уж на то пошло, то окончательно он возненавидел ПОРОК именно из-за гибели Чака. Разве может смерть такого чудесного мальчика, как Чак, служить какой-то благой цели?
Наконец, он продолжил:
— Он умер у меня на руках. Смотрел на меня такими глазами… Сколько в них было ужаса! Так нельзя. Нельзя так издеваться над живыми людьми! И мне плевать, кто и что говорит, плевать, сколько людей обезумеет и умрёт, плевать, если вообще всей человеческой расе придёт конец! Даже если бы смерть Чака была единственным, что требовалось для изобретения лекарства, я бы всё равно был против!
— Томас, Томас, успокойся. Ты сейчас себе пальцы переломаешь!
Оказывается, он забрал у неё свою руку, причём, не помнил, когда.
Взглянул вниз — и увидел, что сомкнул вместе ладони, сжал их с такой силой, что кожа натянулась и побелела. Он расцепил пальцы и почувствовал, как кровь снова побежала по сосудам.
Бренда потупилась.
— Там, в Топке, я изменилась навсегда. Пожалуйста, прости меня за всё.
Томас покачал головой.
— У тебя не больше причин для извинений, чем у меня. Просто мы все оказались в одной огромной куче плюка. Всё так запуталось…
Он со стоном улёгся обратно на топчан и вперил взгляд в металлический потолок.
После долгой паузы Бренда заговорила опять:
— Знаешь, наверно, нам надо бы найти Терезу и её группу. Примкнём к ним. Они же сбежали из ПОРОКа — а это значит, что мы с ними на одной стороне. Мы же не знаем точно, что произошло… Может, у них не было другого выхода, кроме как оставить нас на произвол судьбы. И кстати, неудивительно, что они отправились туда, куда отправились…
Томас заглянул ей в глаза, всей душой надеясь, что она права.
— Значит, ты считаешь, мы должны лететь в…
— Денвер.
Он кивнул, вдруг уверившись, что так и надо поступить. До чего же хорошо вновь быть в чём-то уверенным!
— Да, Денвер.
— Но дело не только в том, чтобы опять встретиться с друзьями, — улыбнулась Бренда. — Там есть кое-что ещё очень и очень важное.
Глава 21
Томас воззрился на Бренду — не терпелось услышать продолжение.
— Вспомни-ка, что находится у вас в головах, — сказала она. — О чём, по-твоему, мы должны позаботиться в самую первую очередь?
Томас немного подумал.
— Ага! ПОРОК следит за нами… или контролирует нас.
— Именно, — кивнула Бренда.
— И что? — Нетерпение нарастало.
Она снова опустилась на пол у его койки, возбуждённо потирая ладони.
— Я знаю одного человека, его зовут Ханс — такой же иммун, как и мы. Он сейчас в Денвере. Врач. Работал в ПОРОКе, пока не поцапался с тамошними заправилами — не был согласен с их затеей насчёт мозговых имплантов. Он считал её слишком рискованной, говорил, что эта процедура негуманна. ПОРОК не хотел отпускать его, но Хансу удалось сбежать.
— Да, со службой безопасности у них нелады, — пробормотал Томас.
— К счастью для нас, — усмехнулась Бренда. — Ну так вот. Ханс — гений. Он досконально знает всё, что касается имплантов, сидящих в ваших головах. Откуда я знаю, что он в Денвере? Он послал мне сообщение по Сети как раз перед тем, как я оказалась в Топке. Если нам удастся добраться до него, он сможет вынуть из вас эти штуковины. Или, по крайней мере, обезвредить. Толком не знаю, в чём там дело, но если есть человек, который может это провернуть, то только Ханс. И сделает с дорогой душой, потому что ненавидит ПОРОК так же сильно, как и мы.
Томас минутку подумал.
— Если они контролируют нас, то мы в очень большой опасности. Я три раза видел, как это действует.
Сначала Алби в Берлоге, борющийся с невидимой силой; потом Гэлли — когда кто-то направлял его руку с ножом и заставил убить Чака; и, наконец, Тереза, пытающаяся поговорить с ним, Томасом, у той хибары в Топке. Одни из самых неприятных его воспоминаний.