Короткое воспоминание об Уриене Брогау вновь ввергло ее в смятение, которым у нее всегда сопровождался поиск истины. Когда все это началось? И неужели достаточно было двух слов правды, чтобы низвергнуть все эти мощь, грохот и блеск, сопровождавшие Рэндалла всегда, сколько она его помнила? И не стали ли они правдой в тот момент, когда ей захотелось в них поверить?
Рэндаллу нужна ее любовь. Чувствуя, как она ускользает, он пытается купить ее обещаниями этой никому иначе не нужной женитьбы. Только потому, что ее глазами смотрит на него толпа. Ему нужен прилив счастья в ее груди, взрыв восторга в ее глазах. И, должно быть, она очень нужна ему, если он рискует вызвать разом недовольство церкви, высшего дворянства, толпы и венценосного папеньки Веноны Сарианы. Он, стало быть, уверен, что дело стоит того.
«Если бы вы любили друг друга, то были бы вместе давно. И каждый приобрел бы в сто раз больше, чем утратил».
Последнее, впрочем, всегда выглядело в ее глазах всего лишь выспренним оборотом речи. Уж очень многое она теряла.
И все же ей казалось, что это случилось раньше. Задолго до того, как мэтр Уриен отравил ей душу своими «двумя словами правды», сказанными в нужном месте в нужное время, упавшими в почву, вспаханную чужими руками и проросшими там. Рэндалл Баккара, действуя в своих целях, разбудил ее чувственность. Уриен Брогау в своей попытке играть с Могущественным, выставив против него Могущественную равного ранга, разбудил ее ум. Утешало, что он дал ей больше, чем получил взамен. Но это сделал не Уриен. Это сделал Кеннет. Это была цена его руки. И если уж на то пошло, это сделал сам Рэндалл. Он был для нее богом. Он был для нее всем. Он не имел права поступать неправильно.
Служитель при здании постучал в двери, поклонился королю и сообщил, что ареопаг собрался в зале капитула и ожидает, когда Его Величество соблаговолит его возглавить. Обращаясь к Аранте, он произнес «миледи», выговаривая титулы «особ» с очевидным наслаждением. Он проводил их, шествуя впереди, как если бы они вовсе не знали дороги, что не было, кстати сказать, лишним. Оборотной стороной просторных светлых церемониальных залов, переливающихся один в другой, были тесные служебные каморки, связанные меж собой перепутанными сводчатыми коридорчиками, низкими настолько, что высокому Рэндаллу приходилось сутулиться и нагибаться, и неожиданными лесенками, высотою часто всего в несколько ступенек. Все это, как правило, не освещалось огнем. Те, кто проскальзывал здесь, довольствовались квадратными дырами, специально для этой цели предусмотренными в кладке наружной стены, буде таковая примыкала. А поскольку световой день лишь в середине лета бывал достаточным, то совершенно очевидно, что жизнедеятельность отнюдь не перенасыщала этот мрачный муравейник.
Дверка, откуда появлялся король, располагалась в стене, противоположной арке главного входа.
Все это, как правило, не освещалось огнем. Те, кто проскальзывал здесь, довольствовались квадратными дырами, специально для этой цели предусмотренными в кладке наружной стены, буде таковая примыкала. А поскольку световой день лишь в середине лета бывал достаточным, то совершенно очевидно, что жизнедеятельность отнюдь не перенасыщала этот мрачный муравейник.
Дверка, откуда появлялся король, располагалась в стене, противоположной арке главного входа. Практически всего один шаг с лестнички — и Рэндалл с Арантой заняли отведенные им места на возвышении за председательским столом, а служитель шмыгнул в сторону и вниз, укрывшись в незаметной нише, готовый возникнуть оттуда по первому жесту короля, дабы услужать, когда окажется нужен.
Сцена, на которой им предстояло выступать, имела эффектный задник в виде панно из чеканного серебра, выполненного в виде крыла ангела. Вещь была исполнена настолько искусно, что имела видимость волшебной. Эти сочетания угловатых и плавных штрихов, создававших видимость взвихренных перьев, завораживали взгляд более, чем само сознание того, что плечи твои венчает полутонна драгоценного металла.
Сегодня, впрочем, Аранта не собиралась уделять произведению искусства слишком много внимания. Сердце ее екнуло, когда она увидела, в каком впечатляющем составе собрался сегодня ареопаг.
Дворец Правосудия был зданием сравнительно новой архитектуры, и его капитульный зал представлял собою продолговатую комнату, прорезанную по бокам щелями высоких узких окон, в которые солнечные лучи вонзались и скрещивались меж собой, подобно узким новомодным мечам. В двух больших простенках, один напротив другого, два мозаичных панно изображали символические фигуры Правосудия: Справедливость и Кару. Заступница Йола в белом хитоне взирала на блудодейства рода людского, держа на ладони хрустальную сферу больше собственной головы. Аллегория должна была изображать милосердие суда, незапятнанность его интересов и непредвзятость взгляда, однако Аранте почему?то казалось, что если рассматривать копошащееся у ног человечество сквозь эту чудовищную линзу, грехи выпрут совсем не теми своими местами. А это вкупе с парным изображением Каменщика, недвусмысленно опирающегося на карающий молот, никого не могло ободрить. Правду говорят, что человеку, прожившему на свете больше двадцати, более пристало молить о милосердии, нежели о справедливости.