— Вы его не любите.
— Что? — Она вытаращилась на него в совершенно искреннем недоумении. — Вы с ума сошли? Как это может быть? Это… вырублено топором на камне, подписано королем и скреплено гербовой печатью! Это чувство… прихлопнуто магией.
— Это ваше дело — гадать, как. Это ваши колдовские штучки. Не могу сослаться на личный опыт, но я выслушал достаточно исповедей. Я видел людей с обнаженной душой. Во всем, что вы мне тут рассказали, я и намека на любовь не заметил. Ни с вашей, ни с его стороны. Иначе вы были бы вместе сто лет назад и не рассуждали бы о потерях. Или вы мне врете.
Ни с вашей, ни с его стороны. Иначе вы были бы вместе сто лет назад и не рассуждали бы о потерях. Или вы мне врете. Что я, разумеется, не могу запретить.
Аранта несколько раз глубоко вздохнула. Еще немного, и она подпалит ему библиотеку.
— Все не так, — сказала она. — Поймите, Рэндалл как никто знает, что это значит для человека. Он не мог сорвать меня, не дав расцвести. Он хотел, чтобы я достигла своей вершины.
— И что, вы ее достигли?
Она пожала плечами.
— Не знаю. Обстоятельства изменились. Это связано… да, уверена, с ним самим и с его Условием. Ему это жизненно надо. Давайте сойдемся на том, что здесь ни вы, ни я — не эксперт. И не будем совать сюда носы. Даже, — она подчеркнула, — очень длинные инквизиторские носы.
— Уриен, — позвала она его, когда он повернулся к ней спиной, — я видела вас с мечом. Я… разбираюсь. Вы очень хороши. Мне это кажется странным… при ваших?то обетах.
— Это мой нос вы назвали инквизиторским?
— Наш разговор все еще имеет статус исповеди?
— Это не имеет ни малейшего отношения к исповеди. Во?первых, как вы могли заметить, я работал тренировочным мечом. Им можно поранить или убить только по несчастливой случайности, а уж настолько?то, как вы справедливо заметили, я хорош. Во?вторых, несколько сотен лет назад в списке принимаемых обетов не было ничего о запрете на прикосновение к оружию. Монах не имеет права защищать собственную жизнь. Но если он здоровый мужик, то он может и обязан защищать свои идеалы, свои стены и тех, кто ищет в них пристанища. И даже более того, существовало несколько особо выделенных военизированных монашеских орденов, служить в которых было честью для отпрысков даже самого высшего дворянства. Их называли рыцарями Храма. Влияние их было огромно, сокровища — несметны, а их вооруженные силы под предлогом борьбы с сарацинами за Гроб Господень использовались при экспансии на Ближнем Востоке. Они не гнушались отстаивать славу своего оружия даже на презренных и суетных светских игрищах. Когда они превратились в силу, угрожающую престолам, их уничтожили по обвинению… догадайтесь с одного раза!.. в черной магии и в нарушении обетов. Так появился этот высосанный из пальца запрет. А то, чего не было изначально, не может быть нерушимо. Тем более это доставляет мне удовольствие, и, безусловно, полезно. — Он потянулся, забросив руки со сцепленными пальцами за голову, хрустнув суставами и поведя плечами. — Отец ходатайствовал о продолжении моих занятий, и полученное им разрешение никто не отменил. Если только король, — он оглянулся, — лично не позаботится.
Аранта некоторое время размышляла о полезности некоторых иных запретных удовольствий. Для всех.
— Сколько вам было лет, когда вы променяли на это… все?
— Это избыточная информация, — сказал он резко. Аранта пожала плечами. Ей еще хотелось спросить, была ли у него в жизни девушка, но, похоже, именно здесь ее и срезали. В конце концов она тоже чувствовала себя неловко, пока он выпытывал ее подноготную. Вот бы ей тогда так же сказать, коротко и веско. Небось отвязался бы. Беда в том… ей не хотелось, чтобы он отвязывался.
— Четырнадцать, — услышала она из?за спины. — Довольно много. За рано взрослеющими рыцарскими сыновьями к этому возрасту уже, как правило, числятся первые служанки на сеновалах. И если Гайберн Брогаухоть сколько?то хотел перетянуть канат на свою сторону, он должен был постараться, чтобы сын его сделал выбор осознанно. Впрочем… пожалуй, это действительно избыточное знание.
«Только не говори мне впредь, будто не веришь в колдовство!»
После вечерней ванны, когда замковые служанки вытаскивали из ее покоев бронзовую бадью с мыльной водой, Аранта в полотняной сорочке до пят и в алом халате — пора привыкать к хорошему! — собиралась лечь в постель.
У изголовья, рядом с масляной лампой, ждала ее вожделенная книга. Едва научившись складывать буквы в слова, Аранта пристрастилась к чтению лежа и сейчас предвкушала удовольствие, когда она задернет занавеси балдахина и останется под ним в круге света, в одиночестве, с книгой, пропитанной одной ей понятной магией.
Место, где она жила, было обставлено с доступной ей роскошью. Алые пологи, золотистые шелковые простыни с узорчатыми каймами — короля принимать на таких простынях! — пушистый сарацинский ковер, поглощавший сырое дыхание камня, зеркало из листовой бронзы. Она как раз расчесывала перед ним влажные кудрявые волосы. Сегодня она себе даже нравилась. Окна были застеклены шариками и задернуты портьерами. Сквозняку закрыта дорога. Теплая, уютная, безопасная, охраняемая снаружи берлога.