Потом, когда разнесся слух о том, что королева набирает пансионерок и стипендиаток, началось привычное оживление среди дворянских семей. Хотя те, склоняясь к обычаю, предпочитали употреблять слово «фрейлина». Последовал короткий период грандиозных смотрин, результатом которого стало недоумение в знатных семействах. Оказалось, что и здесь Венона Сариана не собирается придерживаться веками освященных правил. Она набирала дурнушек.
Сказано: для того, чтобы слыть красивой, девушка должна быть молодой, здоровой и пухленькой. Знатность, исторические заслуги и близость фамилии к трону повышали ее шансы стать фрейлиной и соответственно еще более упрочить положение семьи. Графы, маркизы и бароны поставили ко двору Веноны Сарианы целый воз девиц, удовлетворявших упомянутым требованиям, и были буквально ошеломлены, когда тех с вежливыми извинениями вернули обратно.
Она брала девушек из ничем не прославленных родов, захудалых в переносном и главное — в прямом смысле! Тощих, безгрудых, веснушчатых, а бывало, что с такими носами, за которыми и лица толком не видно. Выбор королевы дал еще один импульс уличным толкам, и оруженосцы, желая убедиться воочию, вновь повисли на ограде. Сплетня подтвердилась, стадо застенчивых дурнушек, где каждая считала себя уродливее других, обделенных приданым в пользу хорошеньких сестер и привыкших к тому, что при молодых господах — не приведи Заступница, увидят! — прячут в дальние комнаты; обреченных проживать век в женских монастырях; не знающих, куда девать себя в ожидании непременных насмешек, вселилось в Белый Дворец и первое время старалось жаться по дальним комнатам и не показываться на свет. Теневая версия гласила, что королева по женской своей стервозности желает выглядеть выигрышно на фоне уродин. Но, пожалуй, никто не осмелился повторить это вслух.
Однако время шло, весна паром дышала зиме в спину, льдинки на стеклах окна, куда глядела Аранта, таяли, и даже сквозь бегущую по выпуклостям шариков воду было видно, что живется дурнушкам не так уж плохо. У них изрядно прибавилось уверенности в себе, они все чаще вылезали из недр своего убежища на заснеженный двор, где тут и там вырыты были ямы под деревья будущего сада, играли там в салочки и снежки и наполняли площадь меж двумя дворцами азартным дразнящим визгом. Некоторые из них оказались мстительно остры на язык, обижать их сейчас злым словом становилось себе дороже, в ответ нежные девичьи уста исторгали такое, что краснели даже лошади извозчиков и, что характерно, висящих на заборе молодых оруженосцев явно не убывало.
Внутрь самого дворца народу допускалось до обидного мало. Весь постоянный персонал проживал там со своими семьями, почти все они были иностранцы, а поставщики хлеба, молока, овощей и мяса никуда во внутренние помещения не допускались. Кажется, даже часовня там была своя собственная. Таким образом, Белый Дворец и все, с ним связанное, представляли собой замечательно сочный кусок мяса, на котором варился бульон всех сплетен Констанцы.
Нет, конечно, Венона Сариана не держала своих воспитанниц в монастырской строгости. Будучи сама сравнительно молодой женщиной, она прекрасно помнила, какую силу противодействия порождают ограничения, налагаемые на ниx. Поэтому время от времени, согласно расписанию, в Белом Дворце устраивались молодежные балы с приглашением родственников, друзей и братьев исключительно из избранного круга. Прочим благосклонно предоставлялась возможность наблюдать с площади сквозь ограду веселую суматоху и танцы теней на освещенных изнутри заиндевевших стеклах или задернутых кремовых занавесках. Завсегдатаи этих вечеринок в своем постоянном составе образовали так называемый теневой двор Веноны Сарианы. Как это всегда бывает, если царственные супруги живут врозь.
Тем временем, по таинственной женской почте, механизм которой во все времена представлял загадку для худшей половины человечества, разнеслась весть, будто бы отныне и вовеки нет ничего позорнее попки в ямочку.
Как это всегда бывает, если царственные супруги живут врозь.
Тем временем, по таинственной женской почте, механизм которой во все времена представлял загадку для худшей половины человечества, разнеслась весть, будто бы отныне и вовеки нет ничего позорнее попки в ямочку. Проревевшись, красавицы, отвергнутые, как кандидатки в фрейлины, сели на диету. Родители сбивались с ног, устраивая им достойные браки, ведь за каждой тянулся шлейф памятной неудачи, и женихи, решаясь на столь ответственный шаг, непременно хотели знать изъян будущей невесты. К тому же оказалось, что многие из младых сынов где?то что?то слышали и понахватались новомодной дури, а кое?кто даже что?то такое уже и попробовал, и ни в какую не соглашались жениться, если подозревали за родительской избранницей ножки вроде свинячьих.
К слову сказать, интерес к ножкам до свадьбы в приличном семействе считался хоть и предосудительным, но все же по?мужски понятным, однако стремление потенциальных невест продемонстрировать, что с этой, самой важной стороны, они вполне кондиционны, потрясало самые устои. Что говорить, если даже Аранта в свои банные дни нажимала пальцем на бедро в направлении к колену вниз, с волнением ожидая, не пойдет ли его поверхность постыдной рябью преждевременной дряблости!