Конан низким голосом что-то бормотал.
— Что ей было нужно? — спросил Тамира, подъехав к Конану. Воровка сидела на той гнедой лошади, что выбрала себе для побега. Она посмотрела вслед аристократке взглядом, полным ревности.
— Ничего особенного, — ответил Конан.
Молодая воровка презрительно пробурчала:
— Она, вероятно, думает, что ты здесь благодаря ее прелестям, которые она так любит выставлять напоказ. Но ты ведь остался ради меня, правда?
— Я остался ради тебя, — сказал ей Конан. — Но если ты не хочешь узнать, как Йондра обращается с плеткой, тебе лучше не разговаривать со мной слишком часто при ней.
— Пусть только попробует.
— Значит, ты собираешься объяснить ей, что ты не служанка Лиана, а воровка Тамира?
— Если бы она встретилась со мной в честной драке, — начала хрупкая женщина, вскинув голову, затем остановилась, рассмеявшись. — Но от тебя мне нужны не разговоры. Разговоры пусть достанутся ей. До ночи, Конан.
Конан тяжело вздохнул, когда Тамира отъехала. Перед ним стояла нелегкая задача, и все из-за того, что он не мог позволить женщине, делившей с ним постель, — тем более двум женщинам, — отправиться в Кезанкийские горы, когда сам он будет скакать назад в Шадизар. Он полагал, что те, кто называет себя цивилизованными людьми, а его варваром, спокойно могли бы это сделать. Он, однако, на это не был способен, и честь заставляла его думать, что он сможет вывести обеих женщин невредимыми из гор. Конечно, он понимал, рано или поздно женщины узнают друг о друге. И тогда, он был уверен, ему лучше будет встретиться со всеми кезанкийскими горцами, чем с этими двумя разъяренными тигрицами.
Мысль о горцах вернула его к настоящему. Если он не будет начеку, они могут даже войти в горы, не говоря уже о том, чтобы из них выйти.
Если он не будет начеку, они могут даже войти в горы, не говоря уже о том, чтобы из них выйти. Конан оглядел крутые бурые склоны вокруг, на которых ветер и жесткий климат высекли странные узоры. Он осмотрел зазубренные пики впереди. Ему не удалось обнаружить никаких признаков жизни, однако ветерок донес до него какой-то звук, тихий, но тревожащий. Звук этот донесся сзади.
Конан развернул лошадь, чтобы посмотреть назад, и почувствовал, как на голове зашевелились волосы. Вдали, у подножия гор, бушевала битва. Он мало что мог разглядеть, кроме пыли, поднимающейся клубами от холмов, и маленьких фигурок людей, копошащихся, будто муравьи, однако в какое-то мгновение он увидел — Конан мог в этом поклясться — заморийский штандарт на вершине холма. Затем штандарт сорвали и растоптали люди в тюрбанах. Почти все остальные фигурки, насколько он мог разглядеть, были тоже в тюрбанах.
— В чем дело? — крикнула Йондра, скача назад. Ей пришлось с трудом прокладывать путь через толпу охотников, сгрудившихся за Конаном. — Почему остановились?
— Там битва, моя госпожа, — сказал Телад, приставив ладонь козырьком, чтобы смотреть вниз. — Не могу определить, кто сражается.
— Горцы, — сказал Конан. — Судя по тому, что видно, горцы расправляются с частью заморийской армии.
— Ерунда! — бросил Арваний. — Армия смела бы любую толпу горцев. К тому же племена не собираются в таком количестве, и… и… — Слова его делались все тише, по мере того как он говорил, и он неловко закончил: — Невозможно на расстоянии разобрать подробности. Там может сражаться кто угодно. Вероятно, это вообще не сражение.
— Вероятно, это народные пляски, — сказал сухо Конан.
Йондра коснулась его руки:
— Мы ничем не можем им помочь?
— Не можем, даже если бы у нас были крылья, — ответил огромный киммериец.
На лицах охотников, услышавших этот ответ, явно читалось облегчение, смешанное со страхом. Можно спокойно говорить о том, что, войдя в Кезанкийские горы, рискуешь испытать на себе гнев горских племен. Совершенно другое дело — увидеть этот гнев своими глазами, даже на расстоянии, и особенно тогда, когда разгневанных горцев было столько, сколько не встретить, даже если всю жизнь бродить по Кезанкийским горам.
Йондра оглядела по очереди лица, затем изобразила с трудом улыбку.
— Если внизу столько горцев, значит, в горах мы одни. — Слова ее мало повлияли на настроение охотников. Из-за склона горы появился ворон. — Смотрите, — сказала Йондра, вынимая лук, — если в горах осталось несколько горцев, с ними мы справимся так же легко. — Тетива просвистела, крылья ворона сложились, и птица камнем полетела вниз. Конану показалось, что княжна пробормотала что-то о бритунийце, когда засовывала лук на место в чехол. — Теперь поскакали, — приказала она и направилась вверх по тропе.
Постепенно охотники снова образовали за аристократкой колонну. Когда Тамира проезжала мимо Конана, она бросила на него тревожный, удивленный взгляд. Вероятно, он все-таки действительно дурак, но уж такой он есть. Успокоив улыбкой молодую воровку, он присоединился к веренице всадников, взбирающихся на гору.
Элдран окинул взглядом четыре десятка человек, едущих за ним дальше в горы по полю, заваленному огромными валунами, и сказал:
— Сделаем привал.
— Давно пора, — отозвался круглощекий мужчина с длинными с проседью волосами, убранными со лба кожаным ремешком.
— Мы начали скакать еще до рассвета, а я уже не так молод.
— Если скажешь мне еще раз о своих старых костях, Харал… — рассмеялся Элдран, и остальные присоединились к нему, хотя смех их и был натянутым. Возраст Харала и его полнота могли ввести в заблуждение, если бы не шрам на лице и если бы не знать, что волк, чьей шерстью была оторочена накидка, был убит им голыми руками. — Лишь краткий привал, — продолжал Элдран. — Горы мне эти не нравятся, и я предпочел бы поскорее сделать то, для чего мы сюда пришли, и убраться отсюда.