Довольно этого для нашей жизни.
О милая! Я счастлив. Часто прежде
Сидел я на пирах, но что сравнится
С тем пиром, на котором мы теперь?
Здесь наши кравчие — любовь и смерть,
Любили вместе мы, умрем мы вместе.
Герцогиня
Всех женщин я преступнее была,
Всех женщин я наказана жесточе.
Ты веришь ли — нет, это невозможно, —
Ты веришь ли, что с рук моих любовь
Способна смыть кровавое пятно,
Бальзамом раны сердца окропить
И сделать грех багряный чище снега?
Я много согрешила.
Гвидо
Тот невиновен,
Кто согрешил из-за любви.
Герцогиня
Нет, много
Я согрешила, но, быть может, мне
Простят за то, что я любила много!
Они целуют теперь друг друга, впервые в этом действии, но вдруг герцогиня
вскакивает в мучительной судороге смерти, рвет в агонии свои волосы и
наконец, с лицом, измененным и искаженным болью, падает мертвой на скамью.
Гвидо, выхватив у нее из-за пояса кинжал, закалывается; падая на ее колени,
он увлекает плащ, повешенный на спинке скамьи, и покрывает ее всю этим
плащом. Несколько мгновений длится молчание. Потом из прохода слышны шаги
солдат; дверь открывается, и входят верховный судья, палач и стражи; они
видят фигуру, покрытую черным, и Гвидо, лежащего мертвым у ее ног. Верховный
судья устремляется вперед и подымает плащ с герцогини, лицо которой теперь
подобно мрамору и исполнено мира, как знак, что бог простил ее.
Картина.
Занавес