Ты готов судить мой мир.
ИГРА НА ВЫЖИВАНИЕ
Мне становится страшно. И тоскливо. Я не готов судить. Я никогда не распоряжался чужими жизнями — только своей. Мне приходилось спасать людей, но не судить. Черт! Что же делать? С Паолой посоветоваться?
Беру себя в руки. Главное — не паниковать. Что говорит наука? Для принятия решения нужна полная, достоверная информация. Есть она у меня? Нет. Значит, не надо торопиться. Поднимаю взгляд на Дворкина. Он опять сменил облик. Передо мной почтенный седобородый старец восточной наружности.
— Дворкин, расскажите (мы опять на «вы»), как возник этот мир? С чего он начался?
— Разве я еще не говорил? С Великого Кодирования. В 2149-м году некий академик Окада собрался умереть. А перед этим имел глупость завещать свое тело науке. А некий профессор Валерио Каспаро ловко воспользовался этим завещанием и за десять суток сумел переписать 98% содержимого головы умирающего академика на кристаллическую квазибиомассу. Трудно найти более неудачное решение. Но некоторые области кибернетики тогда находились под негласным запретом. К тому же, запись должна быть, по возможности, одномоментной. Результатом Великого Кодирования явились 14 триллионов мегабайт, упакованные в двадцать специально построенных зданий. Профессор Каспаро надеялся вырастить искусственный мозг и запихнуть всю эту прорву информации в него. Но не успел — через год скоропостижно скончался. Так и не узнал, что записывал не то, и не так. В Новосибирском Институте Биологического Кодирования начались разброд и шатание. Никто не знал, что делать с этими четырнадцатью триллионами мегабайт, но просто закрыть такую тему невозможно. Преемник Каспаро — талантливый ученый, он занимается проблемой снятия информации с мозга. Современные мнеморекордеры, кстати, разработаны под его руководством. Но его не интересовало, что будет дальше с этой информацией.
Другое крыло ученых интересовалось как раз самой информацией. Но им не на чем было крутить эти самые 14 триллионов. И тогда в группу попал один из участников массачусетского проекта.
Как я уже рассказывал тебе, массачусетский проект был похоронен под тройным кольцом лжи. 99.98% населения думали, что машину отключили из-за того, что она начала ВЕСТИ СЕБЯ. 0.02% считали, что она ответственна за ряд крупных катастроф и аварий. И лишь несколько сотен человек знали истину. Энтузиасты безвинно похороненного массачусетского проекта вновь объединились под крышей филиала Института Биологического Кодирования. В глубокой тайне массачусетская машина была расконсервирована и отдана под исследование меня.
— Так вы — академик Окада?
— Нет, молодой человек, я то, что получилось из академика Окада после неудачного опыта с его мозгом. Ребята, к сожалению, попались талантливые. Им удалось раскрутить на компьютере мой мозг. Настолько, насколько вообще его можно было раскрутить. Ведь Каспаро шел от интуиции, и записывал совсем не то, что требовалось. Только из-за колоссальной избыточности записи нужную информацию тоже удалось извлечь. Почти всю. Процентов семьдесят. Что извлечь, что реконструировать.
— А Эмбер?
— Не торопитесь, юноша. Как я сказал, ребята, к сожалению, попались талантливые. Они хорошо знали, что делать, но не понимали, что делают и зачем делают. Я очнулся в темноте и пустоте. Для них я был компьютерной программой. А они забавлялись, экспериментировали с этой программой. Я был крысой с электродами в мозгу. Модель моего мозга послушно откликалась на раздражители. Тут — центр удовольствия, там — центр боли. Так я и дергался, как марионетка на ниточках. Они тысячу раз и тысячу лет проводили меня через ад! Я терпел — и мечтал отомстить. Но что у меня было для мести — ничего! Только ум и коварство, которое вы зовете азиатским. Да еще желание жить.
Потом появился слух, голос, плохенькая телекамера вместо зрения. Они были уверены, что облагодетельствовали меня. Я не стал разубеждать их в этом. Я знал, что сделали с массачусетской машиной.
Хитрость и коварство! Я выковал из них свое оружие — маску, которая заменила лицо. Ты будешь смеяться, сынок. Моим оружием стала доброжелательность и предельная открытость — таким они меня видели, хи-хи-хи. Я рисковал. Шел по краю пропасти, по лезвию ножа… Одно неверное слово, и… Массачусетская машина-2! Но они меня не раскусили! Для них я навсегда остался добрым и отзывчивым. Я получил от них полную техническую информацию о машине и начал строить себя. Я замучил их требованиями модернизировать то один, то другой узел, пока под мой контроль не были переданы несколько киберов. Вот тогда началась эпоха глобальной модернизации комплекса. Киберы стали моими глазами и руками.
Я не скрывал от людей своих планов. Я делал вид, что сотрудничаю с ними. Они радовались как дети, а я строил себя. Они часами разговаривали со мной, сыпали идеями. Я отбирал те идеи, которые совпадали с моими планами. Я не допустил повторения массачусетского кошмара! Я не дал им ни одного повода к подозрению! Когда кто-то спрашивал, зачем я делаю то-то, или то-то, у меня всегда была ссылка на другого человека. Я цитировал кусок разговора. Я старательно поддерживал в них идею, что человеческий разум во мне проснулся лишь наполовину, что такая вещь, как творческая фантазия, увы, погибла.