Марина опять позвала его, и Андрис, кажется, провалился куда-то — было падение и мелькание перед глазами, и включился он только в середину разговора: Линдерман что-то ему объяснял, а он, видимо, отвечал и, видимо, в такт…
— …этот старый осел не учел, — горячился Линдерман. — Вот, пожалуйста: зона интерференции проходит — вот — пересекая лимб, четверохолмие, мост, доходит до продолговатого мозга… самая черная подкорка…
— Конкретно можно? — спросил Андрис.
— Попробуем. Так… про нарастание забывания Хаммунсен вам хорошо объяснил, про эмоциональные девиации — тоже… это возникает при самом идеальном применении метода, так сказать, органический порок. А вот что возникает, если применять упрощенную методику — то, что делает большинство, как там: «плот-мюзик»? Вот вам «плот-мюзик»: снижение самой оперативной памяти, способностей к анализу, увеличение времени поиска необходимой информации, то есть снижение скорости мышления… вообще активизация подкорки, поскольку контроль коры ослабевает… если использовать четвертую-пятую копии записи, то скачком растет агрессивность… далее — то, о чем я говорил: субсенсорные раздражители начинают очень значимо влиять на поведение, кора уже не обеспечивает контроль…
— То есть формируется практически новая личность: неспособная к обучению, тупая, агрессивная и с непредсказуемым поведением — особенно в толпе?
— Да, — сказал Линдерман.
— Именно так. Как я понимаю, то, что мы исследуем, разошлось уже широко?
— Да, — сказал Андрис. — По прикидкам — обработано тысяч шестьдесят-восемьдесят.
— Боже ты мой, — прошептал Линдерман. — И ведь… не остановить, не…
— Это выдохнется постепенно, — сказал Андрис. — Оригиналы записей я уничтожил.
— Хуже чумы, — сказал Линдерман. — Хуже чумы…
— Они не могли больше общаться с компьютерами — и разбивали их, — глухо сказал Юсуф. — Рано или поздно они не смогут общаться друг с другом…
— Может быть, до этого не дойдет, — сказал Линдерман. — Может быть, действительно выдохнется…
— Какая-нибудь очень плохая копия — десятая, двадцатая?.. — пробормотал Юсуф.
— Я делаю, — сказала Марина. — Именно двадцатую.
Странно, подумал Андрис, ведь обвал, все рушится и вот-вот накроет — а эти четверо сидят и решают задачку, на которую им бы надо плюнуть — и спасаться, спасаться… Он вздрогнул и открыл глаза.
Все как-то странно изменилось, хотя Марина по-прежнему сидела за пультом, позади нее стоял Линдерман, а Юсуф как сидел, так и сидел верхом на стуле, опираясь подбородком на кулаки. Лицо его показалось Андрису страшным: обтянутые оливковой кожей тонкие кости, черные глазницы, в которых нет глаз, черные прилипшие ко лбу волосы — мелкие капли пота…
— Юсуф, — позвал он. — Что с тобой?
— Что? — Юсуф повернулся к Андрису, и наваждение пропало: лицо как лицо, а что глаза впали и вокруг чернота, так это от кромешной усталости…
— Ты как-то…
— Взрыв вспомнил, — сказал Юсуф.
— Да. Это, конечно…
— Если бы ты пришел на две минуты раньше…
— Именно. Что было, кстати, вполне вероятно.
— У тебя не бывало ощущения, что сходишь с ума?
— Бывало. И не так уж редко.
— Я ведь, собственно, не полицейский. Я всегда занимался информатикой.
— Я знаю.
— Поэтому мне часто мерещится разное…
— Ты меня подозреваешь?
— И это тоже. Нет, я знаю, что — чушь.
— Вполне в рамках.
— Я хочу ее спросить…
— Марину?
— Да.
— О чем?
— Сейчас они закончат…
— Собственно, уже все, — сказал Марина, оборачиваясь. — Спрашивайте.
— Скажите, что вы знаете об «эльфийских играх»?
— Кажется, какой-то цирковой номер. А что?
— Нет, цирковой — это Икарийские игры.
— Тогда не знаю.
— Но ведь вы — «эльф».
— Впервые слышу.
— Пожалуйста, не надо так… Мы с вами в одинаково невыгодных условиях…
— Я поняла. Не знала, что так называется.
— Странно, что не знали.
— Может быть. Красиво.
— Тогда, если не трудно…
— А вот это никого не касается… — у Марины внезапно сел голос.
А что?
— Нет, цирковой — это Икарийские игры.
— Тогда не знаю.
— Но ведь вы — «эльф».
— Впервые слышу.
— Пожалуйста, не надо так… Мы с вами в одинаково невыгодных условиях…
— Я поняла. Не знала, что так называется.
— Странно, что не знали.
— Может быть. Красиво.
— Тогда, если не трудно…
— А вот это никого не касается… — у Марины внезапно сел голос. Она кашлянула и повторила с хрипотцой: — Никого не касается.
— Не уверен, — сказал Юсуф. — Видите — все так переплелось. Самое личное может оказаться важным… жизненно важным… для всех. Для всех, понимаете?
— Подождите, Юсуф, — сказал Андрис. — Что все это значит?
— Когда я делал документы, — сказал Юсуф, — я наткнулся… все перемешалось, поэтому поисковая программа собирала вообще все, что было как-то связано — в данном случае с фамилией Сомерс… и наткнулась на некий список из тридцати восьми имен, где фамилия Сомерс имелась… список так называемых «эльфов». Потом я нашел все остальное. «Эльфийские игры», Андрис, — когда вот эти тридцать восемь — все они молодые, от пятнадцати до двадцати пяти лет — дважды в неделю собираются в Жестяном бору, ночью, и устраивают… э-э…
— Оргию, — подсказала Марина.
— Оргию, — согласился Юсуф. — На это не стоило бы обращать внимание, если бы именно в эти часы активность управляющего комплекса Жестяного бора не превышала повседневную в сто — сто пятьдесят раз. Дважды, исчерпав операционный резерв, комплекс подключался к городской сети… что с вами?