— Инвалидная команда какая-то, — вздохнул Зверев. — Сдавайся, дурачок.
Осман сделал резкий выпад, метясь в живот. Андрей отвел удар в сторону, крутанулся вдоль древка на полный оборот и, вложив всю инерцию тела в завершающий взмах, легко снес бедолаге голову. Выдернул флаг из щели за зубцом, бросил вниз, на дорогу.
Далеко внизу, у причалов, многие ватажники уже драконили какое-то добро из корабельных трюмов — однако холопы, большая часть казаков и даже раскованные гребцы, раскрашенные свежими следами от плетей, бежали в город.
В Керчи же на улицах появились первые мертвые тела, слышались пока еще редкие женские крики. Отсюда, с башни, отлично различались низкие мазанки, сараи, просторные пыльные дворы. Постройки отстояли друг от друга далеко, словно в деревне. Приличных домов: двухэтажных, с прочными дверьми, ставнями, с крытыми черепицей или хотя бы тесом крышами — было всего ничего, по пальцам пересчитать. Что защищали стены, мощью сравнимые с Китайгородскими, было совершенно непонятно. Хотя и сами-то стены… Ни стражи, ни пушек. Пустые бойницы, осыпавшиеся зубцы, растущие между камнями молодые деревца, не говоря уж о траве.
— М-мда, — сделал вывод князь, неспешно двигаясь вдоль моря к следующей башне. — Кажется, мы зря потратили время. [30]
Но изменить что-либо было уже нельзя. Струги придут сюда только вечером. Значит, ночевать придется здесь. Да еще завтра неизвестно когда удастся отплыть… Оставалось надеяться лишь на то, что из города или окрестностей не помчался сегодня вдоль побережья какой-нибудь гонец, предупреждающий всех о невиданном набеге.
— Князь, князь! — окликнули его снизу веселые казаки. — Смотри, кого мы поймали! Мурза! Настоящий мурза османский! В воротах повесим, пусть знают.
Тощий османский наместник с залитым кровью лицом, босой, в рваной рубахе, но в пышных атласных шароварах, со смотанными за спиной руками походил полудохлым видом на городскую стражу, отправленную за бесполезностью в тихий забытый уголок доживать свой век на государственном иждивении. Однако всем им сильно не повезло.
— Не вешайте, — покачал головой Зверев. — Отдайте боярину Адашеву. Мы его государю отвезем, для отчета.
— Для отчета! — Эта мысль казаков почему-то сильно развеселила, и они поволокли жертву к воротам.
Андрей подумал и отправился следом. На галеру.
До утра трогать победителей князь даже не пытался. Но на рассвете отправил Пахома, Илью и Изольда собирать холопов. Сам пошел искать казачьего атамана. Навстречу ему из города веселые витязи тащили ковры, кошму, посуду, сундуки, еще какое-то барахло.
— Где Саразман? — поймал он за руку одного, другого, третьего. Наконец нашелся казак, видевший атамана в доме наместника, под дальней угловой башней.
— Почему обязательно нужно забиться в самую даль? — выругался себе под нос Зверев.
Но пришлось идти.
Двухэтажный каменный дом выглядел так, словно в него попала авиабомба. Насчет окон и дверей князь понять еще мог: возможно, их вышибли, выковыривая запершегося османа, — но как в нем оказалась проломлена крыша, Андрей совершенно не представлял.
Рваное Ухо изволил почивать — зарывшись в подушки, укрывшись персидским ковром, подсунув под голову сразу две чалмы с пышными страусиными перьями. Рядом тихонько хныкала обнаженная девчонка лет четырнадцати. Но никуда не уходила. Хотя, куда ей идти? Уличной толпе в лапы?
— Подъем! — пихнул Зверев казака в бок. — Вставай, ночью надо было отсыпаться!
— А-а? — приоткрыл атаман соловые глаза. — Ой, княже! Любо тебе, княже! Как мы ныне османов…
— Ничего ныне нет! — гаркнул на него князь. — Вставай, отплываем!
— Куда? Зачем? Весь город наш!
— Ты города пришел грабить — или полон православный освобождать, за веру драться?! — присев рядом, сжал его щеки пальцами Зверев. — Вставай, собирай ватаги. Мы отплываем. Всех освобожденных и добычу в два струга уместить, да пусть пара казаков на Дон их отгонит. Все, что не поместится — бросить! Понятно?
— Да как же, княже?! — встрепенулся атаман. — Как бросить?
— Быстро бросить! — повысил голос Зверев. — Людей с уходящих стругов на захваченные торговые корабли пересадить, на каждой лодке только по два гребца оставить! Шевелись!
— Ты это, княже, не забывай, — выпрямился атаман Рваное Ухо. — Мы тебе не холопы. Ты тут нами не помыкай.
— В полдень с холопами отплываю, — отрезал Зверев. — Кто не успеет — выбирайтесь, как хотите.
— Ты погоди, не горячись, — моментально сменил тон Саразман. — Казаков, их же собрать еще надобно. Да посадить! Не горячись, княже. Мы же душой к тебе! Люб ты нам! До конца пойдем, как крест поцеловали!
— Пусть в османские одежды переодеваются, какие кто найдет, — добавил Андрей. — Чтобы даже вблизи не отличить было. Кто лучше всех замаскируется, тому первая доля.
— Ага, Андрей Васильевич, — навострил уши атаман. — Все сделаем!
Но до полудня собраться не успели ни казаки, ни сам князь. Степные витязи никак не могли решить, что отправлять на Дон, а что оставлять здесь, кому плыть, кому идти дальше. Андрей же, узнав, что тряпья среди холопьей добычи совершенно нет, отпустил их приодеться — и потерял до самого вечера. Дело кончилось тем, что добычу отправили-таки на четырех лодках, но с одним пожилым казаком. На весла сели освобожденные из неволи пленники. Таких набралось восемнадцать душ! Шесть женщин и дюжина мужиков, проведших в этом заброшенном селении целых четырнадцать лет. С ними попросились и трое гребцов, которые наплавались на всю оставшуюся жизнь и теперь желали только одного: выйти на сушу и двинуться домой.