Простите меня, не сердитесь, — я знаю, что вам больно это слушать. Но вы сами требовали прямого ответа, и я отвечаю вам. Все последние годы вы вели противоестественный образ жизни. Вы привыкли жить среди природы, а закупорили себя в городе и переняли все городские привычки. Вы уже совсем не тот, что были когда?то, и это потому, что ваше богатство губит вас. Вы становитесь другим каким?то, в вас уже меньше здоровья, чистоты, обаяния. В этом повинны ваши деньги и ваш образ жизни. Вы сами знаете — у вас и наружность изменилась. Вы полнеете, но это нездоровая полнота. Со мной вы добры и ласковы, это верно; но когда?то вы были добры и ласковы со всеми, а теперь этого нет. Вы стали черствым и жестоким. Я хорошо это знаю. Не забудьте, я месяц за месяцем, год за годом вижу вас шесть дней в неделю. И я больше знаю о малейших ваших черточках, чем вы вообще знаете обо мне. Жестокость не только в вашем сердце и в мыслях — она видна на вашем лице. Это она проложила на нем морщины. Я видела, как они появились, как становились все глубже. Виной тому ваше богатство и та жизнь, которую оно заставляет вас вести. Вы огрубели, опустились. И чем дальше, тем будет все хуже и хуже, пока вы не погибнете безвозвратно…
Он попытался прервать ее, но она остановила его и продолжала говорить, задыхаясь, дрожащим голосом:
— Нет, нет, дайте мне досказать до конца. Все последние месяцы, с тех самых пор, когда мы стали вместе ездить верхом, я все думаю, думаю, думаю — и теперь, раз уж я заговорила, я выскажу вам все, что у меня на душе. Я люблю вас, но я не могу выйти за вас и погубить свою любовь. Вы постепенно превращаетесь в человека, которого в конечном счете я вынуждена буду презирать. Вы бессильны изменить это. Как бы вы ни любили меня, свою игру в бизнес вы любите больше. Этот ваш бизнес, который, в сущности, совсем вам не нужен, безраздельно владеет вами. Я иногда думаю, что мне легче было бы делить вас с другой женщиной, чем с вашим бизнесом. Тогда хоть половина принадлежала бы мне. Но бизнес потребует не половину, а девять десятых или девяносто девять сотых.
Поймите, для меня смысл замужества не в том, чтобы тратить деньги мужа. Мне нужны не его деньги, а он сам. Вы говорите, что я нужна вам. Допустим, я согласилась бы выйти за вас, но только на одну сотую принадлежала бы вам. А девяносто девять сотых принадлежали бы чему?то другому в моей жизни, и вдобавок я бы от этого растолстела, под глазами появились бы мешки, у висков — морщины, и весь облик, и внешний и внутренний, утратил бы всякую привлекательность. Согласились бы вы, чтобы я принадлежала вам на одну сотую? А вы только одну сотую себя и предлагаете мне. Почему же вас удивляет, что я не хочу, не могу быть вашей женой?
Харниш молчал, не зная, все ли она высказала; и Дид опять заговорила:
— Не думайте, что это эгоизм с моей стороны. В конце концов любить
— это значит отдавать, а не получать. Но я слишком ясно вижу, что, сколько бы я ни отдавала вам, пользы от этого не будет никакой. Вас словно гложет какой?то недуг. Вы и бизнесом занимаетесь не как другие. Вы предаетесь ему сердцем, душой, всем своим существом.
Вы и бизнесом занимаетесь не как другие. Вы предаетесь ему сердцем, душой, всем своим существом. Вопреки вашему желанию, вопреки вашей воле жена для вас была бы только мимолетным развлечением. Вспомните, как вы восхищались Бобом. А сейчас этот великолепный конь томится в конюшне. Вы купите мне роскошный особняк и бросите меня там. А я буду либо зевать до одурения, либо слезами обливаться оттого, что не могу, не умею спасти вас. Вы одержимы своей игрой в бизнес, и эта болезнь будет неуклонно точить вас, разъедать, как ржавчина. Вы играете в бизнес с таким же азартом, с каким вы делаете все. На Аляске вы точно так же играли в трудную жизнь снежной тропы. Вы во всем хотели быть первым: никто не смел ездить с такой быстротой, забираться так далеко, как вы, никто, кроме вас, не мог выдержать столь тяжкого труда и суровых лишений. Вы отдаетесь весь до конца, вкладываете все без остатка во всякое дело…
— Играю без лимит, — мрачно подтвердил он.
— И если бы вы так же могли играть в любовь…
Голос у нее дрогнул, она опустила глаза под его взглядом, и краска залила ее мокрые от слез щеки.
— Больше я не скажу ни слова, — помолчав, заключила она. — Я и так прочла вам целую проповедь.
Они стояли обнявшись, не замечая влажного порывистого ветра, налетавшего все чаще и стремительнее, и Дид, уже не скрываясь и не борясь с собой, доверчиво прижималась к его плечу. Ливня все еще не было. Харниш в полном смятении молчал. Наконец он заговорил нерешительно:
— Даже и не знаю, что сказать. Ум за разум заходит. Брожу, как в потемках. Мисс Мэсон… нет — Дид, я люблю ваше имя… я признаю, что вы попали в самую точку. Стало быть, я так понимаю: если бы я остался без гроша и не толстел, вы бы вышли за меня. Нет, нет, я не шучу. Я просто добираюсь до сути, вытаскиваю ее и говорю, как оно есть. Значит, если бы у меня не было ни гроша и я жил бы здоровой жизнью и мог бы сколько душе угодно любить вас и нежить, вместо того чтобы по уши залезать в дела и все прочее, вы бы вышли за меня.