Какой он еще мальчишка, этот миллионер, финансовый титан, которого боятся самые могущественные богачи Сан?Франциско! Сущее дитя! Вот уж не думала, что он может быть таким.
— Как люди становятся мужем и женой? — между тем говорил Харниш. — Ну, во?первых, они знакомятся; во?вторых, нравятся друг другу с виду; в?третьих, лучше узнают друг друга; в?четвертых, женятся или не женятся, смотря по тому, понравились они друг другу или нет, когда сошлись поближе. Но как же мы с вами узнаем, достаточно мы нравимся друг другу или нет? Просто ума не приложу. Есть только один выход: мы должны сами помочь горю. Я бы пришел к вам, бывал у вас, но я знаю, вы живете одна в пансионе или комнату снимаете, так что это тоже не годится.
Дид внезапно очнулась от задумчивости и чуть не расхохоталась: уж слишком все это было нелепо. Ей хотелось смеяться — не сердито, не истерически, просто весело смеяться. Ну на что это похоже? Она — скромная стенографистка, он — известный биржевой игрок, миллионер, а между ними ворота, и он рассуждает о том, как люди женятся. Нет, так продолжаться не может, пора это прекратить. Никаких тайных свиданий в горах больше не будет. А если он, не видя другого выхода, начнет ухаживать за ней в конторе — ну что ж, тогда ей придется уйти с очень хорошего места, и дело с концом.
Нет, так продолжаться не может, пора это прекратить. Никаких тайных свиданий в горах больше не будет. А если он, не видя другого выхода, начнет ухаживать за ней в конторе — ну что ж, тогда ей придется уйти с очень хорошего места, и дело с концом. Нельзя сказать, чтобы такая перспектива радовала Дид, но она знала жизнь, в особенности городскую жизнь, и ничего хорошего от нее не ждала. Она слишком долго работала ради куска хлеба, чтобы не растерять изрядную долю своих иллюзий.
— Мы не станем таиться и прятаться, — настойчиво продолжал Харниш.
— Мы будем ездить, не скрываясь, а если кто увидит — ну и пусть. Пойдут сплетни? Пока у нас совесть чиста, нам на это наплевать. Ну скажите одно слово, и счастливее нас с Бобом никого на свете не будет.
Она покачала головой, придержала Маб, нетерпеливо переступавшую копытами, и выразительно посмотрела на быстро удлиняющиеся вечерние тени.
— Сейчас все равно уже поздно, — торопливо сказал Харниш, — и мы ни до чего не договорились. Еще одно воскресенье, только одно, чтобы решить окончательно.
— В нашем распоряжении был целый день, — возразила она.
— Но мы заговорили об этом слишком поздно. В другой раз мы начнем пораньше. Для меня это очень, очень важно. Ну как — в будущее воскресенье?
— Вот она — хваленая мужская честность! — сказала она. — Вы же отлично знаете, что, говоря «будущее воскресенье», вы имеете в виду не одно, а много будущих воскресений.
— Тогда пусть их будет много! — с жаром воскликнул он; а Дид подумала, что никогда еще его мужественное лицо не нравилось ей так, как в эту минуту. — Скажите, что вы согласны. Скажите только одно слово. В воскресенье, у каменоломни…
Она подобрала поводья, намереваясь тронуть лошадь.
— Спокойной ночи, — сказала она, — и…
— Да? — прошептал он с едва уловимой властной настойчивостью.
— Да, — ответила она тихо, но внятно.
В тот же миг она подняла кобылу в галоп и, не оглядываясь, поскакала по дороге к дому. Тщетно пыталась она понять, что творится в ее душе. Она же твердо решила сказать «нет» и до последней секунды не меняла своего решения — и вдруг ее губы произнесли «да». А может быть, не одни губы? У нее не было намерения давать согласие. Так почему она согласилась? Сначала Дид только удивлялась и недоумевала: что толкнуло ее на столь неожиданный и необъяснимый поступок? Но она похолодела от страха, когда подумала о том, какие это возымеет последствия. Она знала, что Время?не?ждет не тот человек, с которым можно шутки шутить. За его детским простодушием кроется властная натура зрелого мужчины, своим согласием встречаться с ним она, несомненно, уготовила себе волнения и бури. И она снова и снова спрашивала себя, почему же все?таки она сказала «да» в то самое мгновение, когда бесповоротно решила сказать «нет»?
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Жизнь в конторе по?прежнему шла своим чередом. Ни единым взглядом или словом не показывали Харниш и Дид, что отношения между ними изменились. Каждое воскресенье они уславливались о будущей встрече, но в конторе никогда не говорили о совместных прогулках. На этот счет Харниш проявлял крайнюю щепетильность. Он знал, что иначе она откажется от места. А терять ее он не хотел — видеть ее в своей конторе было для него постоянной, нетускнеющей радостью. Но он не пытался продлить эту радость: не мешкал, диктуя ей письма, не придумывал для нее лишнюю работу, чтобы подольше удержать в своем кабинете. Поступал он так не только из своекорыстного страха лишиться ее — он оставался верен своим правилам честной игры. Пользоваться случайным преимуществом он считал недостойным приемом.
Какой?то внутренний голос говорил ему, что любовь — это нечто более высокое, чем обладание. Он хотел, чтобы его любили ради него самого, чтобы оба партнера имели равные шансы.
С другой стороны, никакие искусно расставленные сети не сослужили бы ему такую службу, как его сдержанное обращение с Дид. Больше всего на свете дорожа своей свободой и меньше всего склонная уступать силе, она не могла не оценить его тактики. Но она не только рассудком отдавала ему должное, — какие?то неуловимые, тончайшие нити, ощутимые только в редкие минуты, протягивались между ними. Шаг за шагом плелась паутина, которой любовь Харниша обволакивала Дид; крепче становились незримые, неосознанные узы, связывающие их. Может быть, в этом надо было искать ключ к тому, что она сказала «да» вместо «нет»? И в будущем, когда речь пойдет о более важном решении, не случится ли так, что она отвергнет все трезвые доводы разума и опять, вопреки своей воле, ответит согласием?