А это значит… А что, собственно говоря, это значит? Ты же историк, парень! — вот и прикинь, что сделал бы дремучий швабский пахарь, повстречав где-то на вырубке нечто безгласное, недвижимое и рогатое, да еще и при хвосте с копытами? Перекрестился бы. Правильно! А потом? А потом привел бы священника. Надежного, чтобы без обмана. Этакого экзорсиста. И данный экзорсист заклял бы демона именем Божьим. После чего напуганные селяне веревками дотащили бы отродье ада до ближайшей ямы, зарыли бы поглубже и забили в могилу осиновый кол. Так-так. Уже теплее. А отсюда вывод: нужны личные контакты. С народом общаться надо. Подобные новости обсасываются подолгу и со вкусом, а тут еще и трех месяцев нет, всего ничего. Кто-то да подскажет, где могилка. Не пахари, так замковая челядь, не она, так здешний дьячок. На худой конец, лесные парни: эти все знают, им без информации — каюк.
Ну что ж, это уже кое-что. Это уже версия…
Я пригасил гнилушечник, расстелил на полу плащ, подложил под голову сумку и прилег. Рядом, на лежанке, слабенько застонала Олла. Тихо, девочка, тихо, все хорошо, спи. Я вытянул ноги, повернулся на правый бок. Подсунул под щеку ладонь.
Все. Спать. Завтра — ранний подъем и очень много работы.
Уж если деревня называется Козлиная Грязь, то вероятность обнаружить там что-то вроде Парфенона минимальна. Я и не надеялся. Зато, утверждал атлас, именно этот населенный пункт расположен ближе всего к модулю. Что, собственно, и требуется. И к тому же на карте оный пункт помечен двухцветным кружком. Синее — место обитания графского пристава, своего рода ячейка администрации на низшем уровне. Желтое — резиденция окружного капеллана.
Вышли мы с Оллой не так уж рано, примерно через час после рассвета. Я проснулся еще затемно: ночь выдалась нехорошая, дерганая — Олла вскрикивала, я просыпался, поправлял шкуру на лежанке, а через пару минут снова вскидывался и поправлял. Когда удавалось сколько-нибудь задремать, перед глазами возникал кибер, несущийся куда-то вдаль громадными прыжками, словно гигантский ярко-красный кенгуру. Изредка тварь оборачивалась и заливисто лаяла. Так что с рассветом я был уже на ногах, хотя вообще-то поспать люблю. Олла проснулась попозже; открыла глаза и присела, прислонившись к стене, подтянув ноги и охватив плечи руками. Перестань, глупая, перестань, не надо, успокойся, — монотонно повторял я, выкладывая харч. И девочка успокоилась! Успокоилась и, черт возьми, даже улыбнулась. Вернее, это был только намек: губы дрогнули, чуть растянулись, в глазах шмыгнула искорка.
…Идти лесом, понятно, было бы ближе, и намного: экономилось километра четыре, если не все пять. Но, глянув на Оллу, я решил: не стоит. И так нагулялась по лесу, надолго хватит. Так что пошли мы вдоль ручья, к юго-востоку. Сперва рядом, потом Олла начала отставать, и я посадил ее на плечи. Она совсем легкая, но, сами понимаете, марш-броска в таком виде не совершишь, да и торопиться особенно было некуда, так что до места мы добрались уже ближе к полудню.
Но, глянув на Оллу, я решил: не стоит. И так нагулялась по лесу, надолго хватит. Так что пошли мы вдоль ручья, к юго-востоку. Сперва рядом, потом Олла начала отставать, и я посадил ее на плечи. Она совсем легкая, но, сами понимаете, марш-броска в таком виде не совершишь, да и торопиться особенно было некуда, так что до места мы добрались уже ближе к полудню.
Деревня была как деревня. Десятка четыре домишек, в большинстве — полуземлянок, побеленных и разгороженных ветхими плетнями, усадьба поприличнее — несколько на отшибе, еще один дом, совсем солидный, скорее всего — обитель пристава, и, разумеется, церквушка, вполне в здешнем духе
— обшарпанное, замшелое здание-пирамидка, увенчанное чем-то вроде вставшего дыбом скаутского галстука. Язык пламени, сообразил я. Ага. Не такая уж, выходит, и дыра Козлиная Грязь; обычно церкви здесь венчает бронзовый флажок. Пламя — отличие особое: кто-то из Четырех Светлых в дни Творения почтил сие место своим присутствием и, естественно, заложил алтарь. Скорее всего, Второй: именно он, если не ошибаюсь, занимался такого рода благотворительностью. Хотя и Четвертый вроде бы сделал пару ходок.
Одним словом, издалека пресловутая Козлиная Грязь смотрелась весьма мило, чистенько и даже благообразно, вполне в духе исторического романа о нашем родимом средневековье. Когда-то я обожал такие романы. Искал, выменивал, собирал, знал едва ли не наизусть. Может, поэтому я и попал на истфак, а затем и в ОСО. Как же! — яркие страсти, гордые люди, вольная воля… И никаких комплексов. Все это красиво. И все это, увы, неправда. Не то, чтобы ложь, а именно неправда. Прошлое вовсе не такое, каким мы хотим его видеть. Оно — такое же, как сегодняшний день, разве что более откровенно, без сусальных оберток. Но, с другой стороны, в этот пестрый, несладкий мир втягиваешься очень быстро, а вскоре уже не можешь представить себя отлученным от него. В конце концов, это все-таки не земная история, уже сделанная, известная и фатально неизменимая. Это — история, которой еще только предстоит сделаться.