Но я недаром Ирруах дан-Гоххо! Мы, западные люди, издревле сведущи в искусстве отпугивания смерти, а матушка моя, к тому же еще и урожденная дан-Баканна, чей род спокон веку славился любовью к наукам. В общем, я — хороший лекарь. А кроме того, сотрудники ОСО сдают экзамен по мануальной терапии, причем с некоторых пор на задание, кроме пальцев да пары иголок, не позволяется брать ничего. Перестраховка после грустной истории с утерянной аптечкой. Начальство упростило себе бытие, здраво рассудив, что тот, кто умеет пальцем успокоить человека часа на четыре, обязан владеть и обратной методой.
Я помассировал виски, прошелся вдоль позвоночника, помял мочки ушей. Находка поначалу пыталась вырваться, потом опять обмякла, но иначе, по-живому, закрыла глаза, уронила голову на траву и задышала глубоко и почти ровно.
Это хорошо. Снять шок я успел вовремя, ничего необратимого не случилось. А вполне могло случиться: девочку, видимо, очень крепко напугали. И не только напугали: позже, в модуле, протирая ее дезраствором, я увидел на плече и над локтями черные подтеки, отпечатки пальцев какого-то скота. Но это потом, а пока что я просто понес ее, это было совсем не трудно, она весила куда меньше Сереги. Волосы волочились по траве — я подхватил их и перекинул ей на грудь.
Когда она проснулась, уже чистая и без выматывающего ужаса в глазах, я попытался расспросить ее, но, кроме тихого «Олла», ничего не добился. Говорить она не хотела, вернее, не могла. Бывает такое после шока. Будь найденыш земным, я попробовал бы гипноз. Но с инопланетянами такие штуки опасны, кто знает, какая у них психика… Впрочем, подумал я, девочку по имени Олла уже наверняка разыскивают. Родители одинаковы везде, и я, добрый лекарь Ирруах, с удовольствием окажу им такую услугу, как возвращение дочки. И даже не стану брать вознаграждения, хотя, судя по пушистости голубых лохмотьев, оно должно быть немалым. Я дворянин, черт возьми! — и ничто не заставит меня взять жалкие деньги за благородный поступок. Тем паче, что девочка тоже дворянка: на нежной шее — тонкая, искусно сплетенная цепочка с нефритовым дракончиком-гербом. Совсем славно. Очень может быть, что мне придется подзадержаться в здешних краях, а папенька, уж конечно, не откажет в гостеприимстве бескорыстному чудаку, да еще и дворянину, хоть и унизившему свой герб трудом за плату…
Потом мы сидели и ужинали. Закат был холодный, лиловый, нервный какой-то. За окном прыгали тени. Лицо Оллы казалось землистым — уже включился светильник, сработанный под местный гнилушечник. Правильно, откуда в такой избенке взяться свече? Где-то очень далеко, в той стороне, где начиналась степь, тоненько взвыли волки, но близкое шуршание вечернего леса было очень спокойным, убаюкивающим. Олла, презабавная в моем свитере, свисающем гораздо ниже коленок, ела жадно, но как-то очень красиво, воспитанно, понемножку откусывая от бутерброда и весьма сноровисто орудуя вилкой. Папенька, видать, не из последних: вилка здесь пока еще диковинка, у захудалых такое не водится. Тем лучше. Она поела ветчины, ложечку икры — черной (красную не беру с собой никогда, из принципа), а вот чай пить не стала. А жаль. Это одна из не столь уж многих моих слабостей. Но уж настоящий! Пять ложек на маленький чайничек, ополоснутый крутым кипятком… а впрочем, с какой стати выкладывать свои секреты? Скажу одно: чай готовить я умею, готов спорить. И у меня всегда найдется пакетик-другой настоящего, земного, крупно порезанного, да и не просто земного, а пахнущего благословенным островом Ланка, а в крайнем случае — Индией, мамой цивилизаций, но тогда уж — северной, не ниже тысячи метров над уровнем моря.
Когда Олла заснула — крепко, хотя и не очень спокойно, я вышел в темные сени, врубил подсветку, приподнял крышку подвала и добыл из темного проема крохотный бочонок. Довольно странный бочонок, сказали бы местные: открыть его практически невозможно, разве что динамитом. Но динамит, к счастью, здесь изобретут нескоро. Связался с орбиталом, вызвал Центр, доложил, подождал, принял «указку». Все нормально, ничего неожиданного. Ситуация усложнилась, соответственно усложнилось и задание. Честно говоря, я несколько опасался, что искать пропажу пошлют кого-то из молодых, но понадеялся на Серегу и не ошибся. «Жми!» — это значит, что он помнит и верит, это значит, что он, мой Серый брат, добился разрешения не отнимать у меня шанса вернуться в штат без лишней канители. Мы с тобой одной крови, ты и я, как у Киплинга, — вот что означало это «Жми!» в графе для неофициальных сообщений; вообще-то, по кодексу, там положено сообщать лишь наиважнейшее («Поздравляем с рождением сына!», «Супруга поправляется…» и тому подобное), но кодекс писан не для парней с тремя шевронами, они сами его сочинили и вполне могут позволить себе невинное отступление от собственного творчества.
Я сел за стол, положил перед собой лист бумаги, ручку и задумался. Дано: исчез кибер. Вопрос: куда исчез? Теоретически вариантов достаточно: вилланы, сеньоры, местные антисоциальные элементы, наконец. Бездыханный рыцарь в лесной глуши! Прямо скажем, чэпэ. И еще какое! Ладно, будем рассуждать. Вилланы? Эти зароют поглубже, во избежание обвинений и разборов. Сеньоры? Тоже похоронят. В доспехах, по обычаю. Антисоциалы? Они, положим, начнут раздевать беднягу… и разбегутся тут же, как только снимут шлем. Так? Так. Логично. Но! Рыцарь-то проклятый! Вот ведь что важно. Недаром меня восхитила еще на Земле простая и изящная придумка технарей. До хоть какого-то вольнодумия данная планета дорастет века через два с половиной — три, а пока, столкнувшись нос к носу с подобной нечистью, любой из местных помчится прочь со всех ног, пришептывая на ходу молитвы и даже не оглядываясь. Экстра! Полнейшая гарантия неприкосновенности. Летучий Голландец в упаковке из туземных суеверий.