Потом я лежал на спине, отстранившись от теплого, слегка влажноватого бока, глядел в потолок и думал. Покойный супруг дамы, сопящей у моего плеча, надо полагать, был кремнем не хуже Лавы; во всяком случае, на оброк его отпустили не за женины страсти, а за ухоженную пасеку при доме. Таких здесь пока еще немного, но есть, и вот они-то о бунте говорят, покачивая головой и сильно сомневаясь: а надо ли это дело вообще, ежели сеньоры за ум взялись и на оброк отпускают, у кого руки правильно стоят. А надо ли было вообще? Резонный вопрос. Особенно, если учесть, что впереди бунтарей идет взбесившаяся машина…
Так. Стоп, — сказал я себе. — Будем рассуждать, а остальное — к чертовой матери. Наши киберы — хорошие киберы. Лучшие в Галактике. Но уж если они перепрограммируются, то… Впрочем, это частности, вспомни доклад ван Массера, Толик не ошибается. Для меня достаточно того, что сейчас эта багряная радость шествует во главе вилланов, всерьез собираясь создавать Царство Солнца. Нехорошо, ой, как нехорошо. Мало того, что это вмешательство. Это гораздо хуже. Потому что логика у машины, естественно, машинная, и сеньорам не поздоровится. Просчитывать варианты киберы умеют; в играх они не ошибаются, а война, в сущности, та же игра, только очень крупная. Кто там говорил, что война — это раздел математики? Не помню.
Кто там говорил, что война — это раздел математики? Не помню. Ладно, допустим, Наполеон. Наполеон — это шикарно и весомо. Вот кибер и сыграет. И под его отеческим руководством местные очень даже смогут разрушить весь мир насилья до самого до основанья. А затем…
А вот затем и начнутся интересности. Начнется построение гармонического сообщества в понимании кибера. «В рамках стандартного курса обучения». Очень краткого курса, скажем прямо. В категориях «народ», «благо», «целесообразность». Не меньше. И будет все это страшно и кроваво, потому как абсолютно логично, а ради этих категорий будут класть людей. Под ноги, под колеса, под что угодно. Ради разумной целесообразности.
Я лежал и думал. Синие тени покачивались, крутились под потолком, хозяюшка посапывала, где-то ожесточенно прогрызалась сквозь дерево мышь, в соседней комнате спала Олла, а я все не мог заснуть, потому что видел виселицы, виселицы, виселицы, и отрубленные головы, и кровь, и снова виселицы. Конечно! Сперва — сеньоров. Потому что сеньоры. Потом таких, как Лава или та же хозяюшка. Потому что хоть и крестьяне, а д ру ги е . Непорядок. И заодно — хозяюшкиного работника: пассивен, а следовательно, нецелесообразен. Потом тех, кто заступается. А как же? — разумное воздействие на инстинкт самосохранения. Потом всех, кто вообще недоволен равенством. И, конечно же, найдутся исполнители. Которых потом туда же, поскольку разложились и перестали нормально функционировать. И все это бесконечно, ибо кибер рассчитан лет на пятьсот, с дубиной к себе никого не подпустит, в огонь не полезет, отравить его невозможно. А люди, глядя на его бессмертность, через пару поколений, глядишь, поверят, что так и надо…
И весь этот кровавый логический бардак могу остановить, видимо, только я. У меня неограниченные полномочия и комплексный браслет. Хороший браслет, на пять километров действует. Я догоню эту машину, врублю поле… бывает же она на людях… а дальше все просто. Связи — ко всем чертям, полное замыкание. И — труп на траве. Конец легенде. Вернее, общий ужас: Вечный не одобряет. И пускай вилланы сами попробуют, если пожелают продолжать…
Тут мысли оборвались, потому что на меня обрушился ураган. Хозяюшка проснулась и без всяких жалоб занялась делом, причем сил ей хватило как раз до рассвета. А на рассвете я, пошатываясь, разбудил Оллу, мы поели и тронулись в путь, под всхлипы вдовицы. Уже выезжая, я перехватил нехороший взгляд работника и сделалось стыдно. Судя по всему, этой ночью я сорвал ему полноценный отдых.
К трактиру мы добрались еще засветло. Приземистая изба у самой дороги с ярко освещенными окнами и обширным подворьем, на котором громоздились две-три повозки. Над входом красовалась потемневшая от времени доска с недавно обновленной надписью: «ТИХИЙ ПРИЮТ». Нельзя сказать, чтобы в главной комнате было так уж тихо, но хозяин встретил нас, как родных. Он подкатился на толстых коротких ножках, сияя белозубой улыбкой, взмахом руки послал мальчишку проводить Буллу, помог Олле выбраться на землю и склонился передо мной в глубочайшем поклоне.
Он очень рад, нет, он просто счастлив лицезреть в своем скромном доме господина лекаря с барышней, он готов поручиться, что «Тихий приют» понравится достойным путникам, да, да! — его кухарка славится даже и в Новой Столице, она раньше служила главной стряпухой самого дан-Каданги, о, что вы, господин лекарь, как вы можете сомневаться?.. да, разумеется, комната есть, чудесная комната, вы и ваша сестренка будете спать, как дома, не будь я Мукла Тощий, проходите, проходите, нет, не сюда, прошу пожаловать на чистую половину…
Я вручил ему золотой вперед, и у Муклы выросли крылья. Он порхал из комнаты в кухню, из кухни в комнату, покрикивал, подгонял прислугу, крутился около стола, рассыпая прибаутки. При этом глаза у него были умные и печальные, глаза человека, чье налаженное дело затухает из-за гадких, неприятных событий, каковые человек этот предвидел давно, но предотвратить не в силах.
При этом глаза у него были умные и печальные, глаза человека, чье налаженное дело затухает из-за гадких, неприятных событий, каковые человек этот предвидел давно, но предотвратить не в силах.
Я поймал его за край передника и пригласил присесть. Налил кружку зля и вручил еще один золотой. Не нужно так усердствовать, милый Мукла, я слышал о тебе, как о достойном человеке. Выпей и устрой девочку спать. Да пусть ей дадут умыться. Он опрокинул кружку зеленоватой, пахнущей ягодами жидкости, тихо и очень воспитанно поблагодарил и отошел от стола. Спустя несколько минут пожилая благообразная служанка (а может быть, супруга Муклы?) увела Оллу наверх, я же вышел в общую столовую, присел за стол и прислушался.