Дочь убара попыталась встать, неловко закопошилась в воде — казалось, что у нее одна нога короче другой. Она вновь оступилась и рухнула в воду, выругавшись не хуже тарнсменов. Я рассмеялся и, соскочив со спины Нара, подошел к ней и втащил на корень. Она была удивительно легка для своего роста.
Едва я взял ее на руки, как она злобно ударила меня своей испачканной рукой по лицу:
— Как вы осмелились коснуться дочери убара!
Я пожал плечами и скинул ее обратно в воду. Она разъяренно вскочила на ноги и вскарабкалась на корень. Тут я впервые обратил внимание на ее ноги. Один из башмаков на высочайшей — не менее десяти дюймов — платформе сломался и теперь болтался, привязанный к ноге лентами. Я рассмеялся — так вот откуда взялся такой рост!
— Мне жаль, что он сломался, — сказал я.
Она попыталась подняться, но не смогла, так как одна нога была на десять дюймов короче другой.
— Не удивительно, что вы едва могли ходить, — сказал я, расстегивая второй башмак. — Зачем вам эта дурацкая обувь.
— Дочь убара должна смотреть на своих подчиненных сверху вниз, — ответила она.
Теперь, когда она стояла босиком, девушка едва достигала мне до подбородка, что было не намного выше среднего роста горийской девушки. Она не поднимала глаз, чтобы не встречаться со мной взглядом. Дочери убара не подобало смотреть на мужчину.
— Я приказываю вам защищать меня, — сказала она, не отрывая глаз от земли.
— Я не подчиняюсь вашим приказам, — ответил я.
— Вы должны взять меня с собой.
— Почему? — спросил я. В конце концов, согласно жестоким законам Гора, я ничем не был обязан ей, скорее наоборот, если вспомнить покушение на мою жизнь, окончившееся неудачно благодаря лишь сети Нара, я имел полное право убить ее, бросив на съедение водяным ящерицам. Естественно, такая точка зрения была чужда мне, но почему она считает, что я не должен обращаться с ней так, как она заслуживает по горийским законам?
— Вы должны защитить меня, — сказала она. В ее голосе слышалась мольба.
— Почему? — я начинал злиться.
— Потому что мне нужна ваша помощь. Вы не должны были заставлять меня говорить это! — вдруг резко выкрикнула она, в ярости подняв голову и на мгновение взглянув мне в глаза, потом вновь уставившись в землю.
— Вы просите моей благосклонности? — спросил я, что по-горийски означает ответ на просьбу, короче, все равно, что сказать «пожалуйста». Кажется, я правильно употребил это выражение.
Она внезапно стала послушной.
— Да, хотя странно, что я, дочь арского убара, прошу вас об этом.
— Вы пытались убить меня, и я по-прежнему вижу в вас врага.
Последовала длинная пауза.
— Я знаю, чего вы ждете, — сказала девушка, став внезапно неестественно бесстрастной. Я не понял ее. О чем она думала? Затем, к моему удивлению, дочь убара Марленуса упала передо мной на колени, опустила голову и, подняв руки, скрестила их перед собой.
Это был тот же жест, который сделала Сана, становясь моей рабыней — жест подчинения женщины. Не отрывая глаз от земли, дочь убара произнесла чистым, спокойным голосом:
— Я подчиняюсь.
Позже я желал, чтобы у меня были веревки, чтобы связать эти невинно протянутые запястья. Некоторое время я оставался безмолвным, потом, вспомнив горийские обычаи, которые предписывали либо убить женщину-пленницу, либо принять подчинение, я взял ее запястья в свои руки и сказал:
— Я принимаю подчинение.
Я поднял ее на ноги.
Потом я помог ей взобраться на волосатую спину паука, усевшись рядом с ней. Нар молча двинулся вперед так, что только ноги мелькали в мутной воде. Однажды он попал в трясину и нас тряхнуло так, что мы слетели в грязь, но быстро выбрались оттуда с помощью всех восьми ног паука и продолжили путешествие.
Через час Нар остановился и указал вперед лапой. Там, в двух или трех пасангах, через болотные деревья прорисовывались желтые поля са-тарны Ара. Механический голос произнес:
— Я не хочу подходить к ним ближе, это опасно.
Я соскочил с его спины и помог слезть дочери убара. Мы стояли перед огромным насекомым. Я положил руку на его страшную голову и он слегка сжал ее челюстями.
— Желаю вам удачи, — сказал Нар.
Я ответил соответственно горийским традициям и пожелал здоровья и безопасности его народу.
Насекомое положило передние лапы мне на плечи.
— Я не спрашиваю твое имя, воин, не хочу называть твоего города в присутствии рабыни, но знаю, что ты и твой город будут почитаемы Паучьим Народом.
— Спасибо, — сказал я. — Я и мой народ сочтут это за честь.
— Берегись дочери убара, — предупредил Нар.
— Она подчинилась, — ответил я, зная, что обещание должно быть исполнено.
Нар сделал жест лапой, который я истолковал как прощальное приветствие, и скрылся в лесу. Я помахал ему вслед.
— Идем, — сказал я девушке и направился к полям са-тарны. Она последовала за мной.
Так мы шли около двадцати минут и вдруг девушка вскрикнула. Я резко повернулся: она по пояс погрузилась в болото, попав в полынью. Я попытался подойти к ней, но почва уходила из-под моих ног. Пояс меча оказался слишком коротким, стрекало, пристегнутое к поясу, упало в воду и утонуло.
Девушка погружалась все глубже, вода уже дошла ей до груди. Она отчаянно кричала, потеряв всякий контроль над собой от ужаса предстоящей гибели.