Освобожденные тарны полетели к своим загонам, а мы со Старшим Тэрлом спустились в мою комнату. Он был в восхищении.
— Что за тарн! — восторгался он. — У меня был целый пасанг преимущества, но ты обогнал меня! (Пасанг — мера расстояния на Горе, около 0.7 земной мили.) Этот тарн, — говорил Старший Тэрл, — был выращен для тебя специально, выведен из лучших пород наших боевых тарнов. Тебя имели в виду Тарноводы, выхаживая и тренируя его.
— Я думал, — сказал я, — что он убьет меня на крыше. Кажется, они не совсем обучили его.
— Нет! — воскликнул Старший Тэрл. — Выучка великолепная. Дух тарна не должен быть сломлен, особенно боевого тарна. Он был доведен до той точки, когда хозяин должен был решать, будет ли тарн служить ему или убьет его. Ты должен изучить своего тарна, а он тебя. В небе вы должны представлять собой одно целое — мыслью и волей. У вас должно быть вооруженное перемирие. Если ты станешь слабым и беспомощным, он убьет тебя. Но пока ты силен, он будет считать тебя своим хозяином, служить и повиноваться тебе. — Он сделал паузу. — Мы не были уверены в тебе, и я и твой отец, но теперь ты меня убедил. Ты овладел тарном, боевым тарном. В твоих жилах течет кровь твоего отца, который был раньше убаром Ко-Ро-Ба, этого Города Цилиндров.
Я был удивлен, ибо впервые узнал, что мой отец был военным вождем города, и что он является носителем высшей гражданской власти, и что этот город называется Ко-Ро-Ба (древнее выражение, означающее деревенский рынок). Горийцы не очень охотно называют имена. Часто, особенно в низших кастах, у них есть два имени — одно настоящее, а другое — общеупотребительное. И только ближайшие родственники знают настоящее имя.
На уровне Первого Знания утверждается, что знание настоящего имени дает его обладателю власть над человеком, возможность использования этого имени в наговорах и заклинаниях. Возможно, эти верования были занесены сюда с Земли, где первое имя человека известно лишь его близким знакомым, которые, предположительно, не причинят ему вреда. Второе имя, соответствующее горийскому прозвищу — это общая собственность, которая не священна и не подлежит защите. Люди Высших Каст, в большинстве своем, понимают, что это все предрассудки и пользуются своим первым именем довольно свободно, прибавляя к нему название города. Например, мое имя звучит: Тэрл Кэбот из Ко-Ро-Ба или, проще, Тэрл из Ко-Ро-Ба. Низшие же касты уверены, что настоящие имена людей из высших каст — это прозвища, а настоящие имена они скрывают.
Наш разговор внезапно прервался. За окном моей комнаты раздался шелест крыльев. Старший Тэрл прыгнул вперед и швырнул меня на пол. В тот же момент стальная стрела из арбалета влетела в узкое окно и, ударившись о стену над моим каменным креслом, срикошетила к другой стене. Я мельком увидел блеск черного шлема, когда воин, сидящий на тарне и все еще сжимающий арбалет, потянул за первый повод и скрылся из виду. Послышались крики и, высунувшись из окна, я увидел стрелы, полетевшие вдогонку нападавшему, который удалился уже на полпасанга от здания и избежал возмездия.
— Член Касты Убийц, — сказал Старший Тэрл, глядя на удаляющуюся точку. — Марленус, который должен был стать убаром всего Гора, знает о твоем существовании.
— Марленус, который должен был стать убаром всего Гора, знает о твоем существовании.
— Кто он такой? — спросил я, потрясенный всем этим.
— Утром узнаешь, — сказал Старший Тэрл, — узнаешь и то, зачем ты оказался на Горе.
— Но почему я не могу узнать это сейчас?
— Потому что утро уже близко, — ответил Старший Тэрл.
Я глядел на него.
— Да, — повторил он, — завтрашнее утро уже близко.
— А вечер, — спросил я.
— А вечером мы будем пить.
Утром я проснулся на своей циновке в углу комнаты, дрожа от холода. Скоро наступит рассвет. Я щелкнул тумблером на циновке и принял сидячее положение. Она была ледяной на ощупь, потому что именно на это время я установил стрелку температурного устройства. Мало кому нравится нежиться в ледяной постели. К горийским приборам для отрывания смертных от их постелей я относился столь же неодобрительно, как и к будильникам на Земле. Кроме того, голова моя гудела, как бронзовый щит после удара копьем, и этот гул вытеснил все воспоминания, вроде вчерашнего покушения на мою жизнь. Планета может перевернуться, но человек всегда остановится, чтобы вынуть камешек из ботинка. Я сел, скрестив ноги, на циновке, которая снова нагрелась. Потом заставил себя встать и плеснуть воду из чаши для умывания себе в лицо.
Я кое-что помнил из предыдущей ночи, но не многое. Мы вместе со Старшим Тэрлом обошли множество пивных в разных цилиндрах, и помню, как беззаботно прогуливались, распевая непристойные лагерные песни, по узким — в ярд шириной — мостикам между цилиндрами бог весть на какой высоте. Кое-где она достигала тысячи футов. Слишком много мы выпили ферментированного варева, хитроумно приготовленного из желтого зерна, са-тарна, и называющегося пага-са-тарна — Наслаждение Дочери Жизни — сокращенно «пага», и к которому я вряд ли больше притронусь. Помнил я и девушек в последней таверне (если это была таверна), соблазнительных в своих танцевальных нарядах, рабынь наслаждения, выращенных как животных для удовлетворения страсти. Если и были прирожденные рабы и прирожденные люди, как уверял меня Старший Тэрл, то это были прирожденные рабыни. Было невозможно принять их за что-нибудь другое, если они этим и были, и где-то сейчас они неохотно просыпаются, чтобы вымыться. Особенно мне запомнилась одна, с гибким телом гепарда и черными волосами, разбросанными по коричневым плечам, запомнились браслеты на ее запястьях, их звон в ее спальне, где мы пробыли гораздо больше того часа, за который я заплатил. Я выгнал эту мысль из своей раскалывающейся головы, сделал неудачную попытку вызвать чувство стыда, и накинул тунику. Тут в комнату вошел Старший Тэрл.