— Ох, ну хорошо, я тебе верю, хватит!
— Рождественский концерт — большой праздник для деревни. Старый Хеппенстолл только о нём и говорит. На него съезжаются сквайры с семьями со всей округи. Это мой шанс, Берти, старина, и я его не упущу. Конечно, я скован тем, что не участвовал в организации концерта с самого начала. Представляешь, этот тупой индюк в образе викария собирался устроить представление по пьесе, написанной пятьдесят лет назад, в которой нет ни перцу, ни изюминки. Всего я переделать не смогу, слишком поздно, но по крайней мере я внесу в пьесу бодрый дух метрополии. Перепишу самые скучные места и сделаю её развлекательной на все сто.
— Ты не умеешь писать пьес.
— Украду несколько сюжетов из других произведений. Как ты думаешь, для чего я приехал в Лондон? Хочу освежить в памяти ревю «Обнимитесь покрепче». Само собой, ничего шикарного в Твинг-холле не поставишь: декорации там дрянь, а о хоре дебильных мальчиков от девяти до четырнадцати лучше не говорить вслух, но я что-нибудь придумаю. Ты видел «Обнимитесь покрепче?»
— Дважды.
— Ну вот. В первом акте там куча смешных номеров, которые мне подойдут. Затем я хочу посмотреть шоу во Дворце. До отъезда как раз успею сбегать на дневной сеанс. Так что не переживай по поводу того, что я не умею писать пьес. Можешь на меня положиться, мой мальчик, можешь на меня положиться. А сейчас, старина, — сказал малыш Бинго, укладываясь в постель и накрываясь одеялом, — ты должен дать мне немного отдохнуть. Я не могу болтать с тобой всю ночь. Вам, богатым бездельникам, не о чем беспокоиться, а у меня с утра куча дел. Спокойной ночи, старичок. Когда уйдёшь, погаси за собой свет и не хлопай дверью. Завтрак не раньше десяти, что? Так я и думал. Спокойной ночи.
В течение следующих трёх недель я не видел Бинго, но он стал для меня Гласом Вопиющего в Пустыне, так как завёл моду звонить мне из Твинга и консультироваться по поводу постановки разных сцен. Когда он поднял меня в восемь утра, чтобы узнать, понравится ли мне, если он озаглавит пьесу «Весёлого Рождества!», я решил положить этому конец и высказал придурку всё, что о нём думал. Звонки прекратились, и я постепенно начал забывать о Бинго, когда однажды днём, вернувшись домой, чтобы переодеться к обеду, увидел на кресле огромный плакат, который Дживз с интересом рассматривал.
— Великий боже, Дживз! — воскликнул я.
— Великий боже, Дживз! — воскликнул я. В тот день мне было немного не по себе, и кошмарное зрелище, представшее перед моими глазами, чуть меня не доконало. — Что это такое?
— Мистер Литтл прислал мне афишу в посылке, сэр, и попросил, чтобы я привлёк к ней ваше внимание.
— Тебе это удалось!
Я ещё раз посмотрел на огромное полотно. Несомненно, оно не могло не привлечь внимания. По всей его семифутовой длине яркими красными буквами было написано:
ДЕРЕВНЯ ТВИНГ
Пятница, 23 декабря
РИЧАРД ЛИТТЛ
Представляет новое оригинальное ревю
«ДА ЗДРАВСТВУЕТ ТВИНГ»
Пьеса РИЧАРДА ЛИПЛА
Стихи
РИЧАРДА ЛИТТЛА
Музыка
РИЧАРДА ЛИТТЛА
Исполняет хор мальчиков Твинга
Сценические эффекты РИЧАРДА ЛИТТЛА
Режиссёр РИЧАРД ЛИТТЛ
— Что скажешь, Дживз? — спросил я.
— Признаться, я сомневаюсь в успехе, сэр. Мне кажется, мистеру Литтлу лучше было бы следовать моему совету и продолжать заниматься добрыми делами.
— Думаешь, он провалится?
— Трудно ответить определённо, сэр. То, что нравится лондонской публике, не всегда находит отклик в душах сельских жителей, я знаю это по собственному опыту. Дух метрополии, сэр, иногда кажется слишком эксцентричным в провинции.
— Видимо, мне придётся присутствовать на этом дурацком спектакле.
— Мне кажется, мистер Литтл очень обидится, если вы не приедете, сэр.
* * *
Деревенский Дом в Твинге — небольшое здание, пахнущее яблоками. Оно было переполнено, когда я пришёл туда двадцать третьего числа, специально подгадав к самому началу представления. Я был научен горьким опытом: несколько раз я приходил на подобного рода спектакли раньше срока, после чего меня зажимали в середине ряда и я не мог смыться, когда хотел. Выбрав прекрасный стратегический пункт недалеко от двери, я приготовился смотреть и слушать.
С того места, где я сидел, аудитория была видна как на ладони. Первые ряды, естественно, занимали важные шишки, среди которых находились сквайры с семьями, старый охотник с кирпично-красным лицом и седыми бакенбардами, отряд местных священников и с дюжину наиболее именитых прихожан, имеющих постоянные места в церкви. А сзади, рядом со мной, социальный статус зрителей был совсем низким. Здесь сидели Крепкие Орешки, которые пришли не для того, чтобы посмотреть спектакль, а ради бесплатного чая после представления. В общем, в зале присутствовали все слои общества Твинга. Шишки возбуждённо перешёптывались между собой, мелкая буржуазия сидела по струнке, напоминая горошины из одного стручка, Крепкие Орешки, оправдывая своё название, кололи зубами орехи и хрипло дышали. Девушка, Мэри Берджесс, сидела за пианино и играла вальс. Рядом с ней стоял викарий, видимо, вылечившийся от свинки. В зале было нечем дышать.
Кто- то игриво ткнул меня под рёбра, и, повернув голову, я увидел Стегглза.