— Да ну?
— Да, сэр.
— Где он?
— В тюрьме, сэр.
Если б я не стоял у стены, я бы упал. Чтобы такое произошло с протеже тёти Агаты в первый же день, как он, так сказать, попал под моё крылышко!
— В тюрьме?!
— Да, сэр. Он сообщил мне по телефону, что его арестовали, и попросил вас прийти и внести за него залог.
— Арестовали! За что?
— Он не почтил меня своим доверием, сэр.
— Тяжёлый случай, Дживз.
— Совершенно справедливо, сэр.
Я прихватил старину Джорджа, который благородно вызвался меня сопровождать, и мы быстро доехали на такси до полицейского участка. Некоторое время мы сидели на деревянной скамье в приёмной, а затем появился полицейский, ведя за собой Сирила.
— Привет! Привет! Привет! — сказал я. — Что?
Насколько я могу судить, ни один парень не выглядит лучшим образом сразу после выхода из тюремной камеры. Когда я учился в университете, мне приходилось раз в год ходить туда как на работу, чтобы внести залог за одного своего приятеля, которого полицейские с тупым постоянством хватали каждую ночь после лодочных гонок между Оксфордом и Кембриджем, и когда он выходил из камеры, то был похож на нечто неприличное, провалявшееся сутки на свалке. Сирил выглядел примерно так же. У него был разорван воротничок, подбит глаз, и вообще о его внешнем виде не стоило говорить вслух, тем более писать тёте Агате. Высокий худой парень с копной соломенных волос и бледно-голубыми глазами навыкате, делавшими его похожим на какую-то редкую рыбу.
— Мне передали вашу просьбу, — сказал я.
— А, так вы Берти Вустер?
— Точно. А это — мой приятель, Джордж Гаффин. Пишет пьесы и всё такое, знаете ли.
Мы пожали друг другу руки, и полисмен, отковыряв кусок жевательной резинки из-под сиденья стула, куда он прилепил её на чёрный день, уселся в углу и принялся работать челюстями.
— Дурацкая страна, — заявил Сирил.
— О, ну, не знаю, знаете ли! — сказал я.
— Мы стараемся, — заметил Джордж.
— Старина Джордж — американец, — объяснил я. — Пишет пьесы и всё такое, знаете ли.
— Само собой, страну придумал не я, а Колумб, — сказал Джордж. — Но если вы хотите внести в неё изменения к лучшему, я с удовольствием передам ваши предложения в надлежащие инстанции.
— Для начала скажите, почему полицейские в Нью-Йорке не одеваются должным образом?
Джордж бросил взгляд на жующего в углу полицейского.
— По-моему, всё на месте, — сказал он.
— Я имею в виду, почему они не носят шлемов, как полисмены в Лондоне? Почему они выглядят как почтальоны? Это нечестно. Любой бы на моём месте оконфузился. Я стоял себе спокойно на мостовой, никого не трогал, когда парень, похожий на почтальона, подошёл ко мне и ткнул меня дубинкой под рёбра. Я не понимаю, почему я должен терпеть, когда почтальон тыкает меня под рёбра. Я не для того проплыл три тысячи миль, чтобы какой-то почтальон тыкал меня под рёбра.
— В том, что вы говорите, есть смысл, — согласился Джордж. — Как вы поступили?
— Я его отпихнул, знаете ли. У меня, знаете ли, жутко вспыльчивый характер. Все Бассингтон-Бассингтоны, если вы знаете, обладают жутко вспыльчивыми характерами! А затем он поставил мне фонарь под глазом и отволок в этот омерзительный участок.
— Я сейчас всё устрою, старина, — сказал я и, вытащив пачку банкнот, отправился на переговоры, оставив Сирила с Джорджем.
Должен признаться, я чувствовал себя немного не в своей тарелке. Чело моё было покрыто морщинами, и вообще я воспринял происшедшее как дурное предзнаменование. Пока этот придурок жил в Нью-Йорке, я за него отвечал, а у меня сложилось такое впечатление, что он относится к тем придуркам, за которых приличный человек не согласится отвечать и двух минут.
Вечером, когда я вернулся домой и Дживз подал мне виски, я довольно долго размышлял о Сириле.
Я никак не мог избавиться от ощущения, что его визит в Америку отразится на мне далеко не лучшим образом. Я ещё раз перечитал рекомендательное письмо тёти Агаты и снова убедился, что она квохчет над придурком, как курица над яйцом, и считает делом моей жизни охранять его от всяких бед, пока он живёт в одном со мной городе. Мне стало легче на душе при мысли о том, что Сирил сошёлся с Джорджем Гаффином, потому что старина Джордж был человеком серьёзным, без всяких там экивоков. После того, как я заплатил за Сирила штраф, они отправились на дневную репетицию «Попроси папу», болтая, как два закадычных друга. Насколько я понял, они договорились вместе пообедать. Пока Сирил находился под неусыпным оком Джорджа, мне не о чем было беспокоиться.
Мои размышления прервал Дживз, который принёс мне телеграмму. Вернее, это была каблограмма от тёти Агаты, и вот что в ней было написано:
«Сирил Бассингтон-Бассингтон уже прибыл? Ни в коем случае не вводи его в театральные круги. Жизненно важно. Подробности письмом».
Я перечитал текст несколько раз.
— Странно, Дживз!
— Да, сэр.
— Жутко странно и совсем непонятно!
— Сегодня вечером я вам больше не нужен, сэр?
Само собой, если он даже не желал мне посочувствовать, с этим ничего нельзя было поделать. По правде говоря, я намеревался показать ему каблограмму и спросить у него совета. Но если он дулся на меня из-за лиловых носков, noblesse oblige Вустеров не позволял мне опуститься до униженных просьб.