— Я боготворю её, Берти! Я боготворю землю, по которой она ходит! — продолжал говорить неизлечимо больной громким, проникновенным голосом. В устричную зашли Фред Томпсон с приятелями, парень за стойкой бара навострил уши. Но Бинго это не смутило. Он всегда напоминал мне героя музыкальной комедии, который собирает вокруг себя кого ни попадя и громогласно объявляет о своей любви.
— А ты ей признался?
— Я не смею. Но мы почти каждый вечер гуляем вдвоём в саду, и иногда мне кажется, что она как-то по-особенному на меня смотрит.
— Как солдат на вошь.
— Ничего подобного! Как нежная богиня!
— Секундочку, старина, — сказал я. — Ты уверен, что мы говорим об одной и той же девушке? Лично я имею в виду Гонорию. Может, у неё есть младшая сестра или ещё кто-то, о ком я не слышал?
— Её зовут Гонория, — благоговейно прошептал Бинго.
— И она напоминает тебе нежную богиню?
— Да.
— И она напоминает тебе нежную богиню?
— Да.
— Господи помилуй! — сказал я.
— Она прекрасна, словно ночь, и я сдержать себя невмочь, она и тьмы и света дочь, глаза её блестят точь-в-точь, как звёзды, убегая прочь. Подай мне с сыром бутерброд, — обратился он к парню за стойкой бара.
— Я вижу, ты набираешься сил.
— Это мой ленч. Я должен встретить Освальда на станции Ватерлоо. Обратный поезд в час пятнадцать.
— Освальда? Это твой воспитанник?
— Да. Чума, каких мало.
— Чума! Совсем забыл! Я ведь опоздаю на ленч к тёте Агате. Прости, старина, мне пора.
После истории с пропажей жемчужного ожерелья я не видел тётю Агату, и хотя мне не улыбалось с ней общаться, в одном отношении я был спокоен, так как не сомневался, что у неё не хватит духу завести разговор о моей женитьбе. Я имею в виду, если женщина опростоволосилась, как тётя Агата в Ровиле, вполне естественно предположить, что она из элементарного чувства стыда укоротит свой язычок по меньшей мере на несколько месяцев.
Но я никогда не пойму женщин. Я хочу сказать, их бесстыдства. Вы можете мне не поверить, но она взялась за старое, не успели подать рыбу. Даю вам честное слово, рыбу ещё не успели подать. Мы перекинулись парой слов о погоде, и она уселась на своего любимого конька, даже не покраснев.
— Берти, я всё время думаю о том, что тебе просто необходимо жениться. Я безоговорочно признаю, что заблуждалась в отношении этой ужасной, лицемерной девицы в Ровиле, но сейчас ошибиться невозможно. Я нашла для тебя именно такую жену, которая тебе нужна, девушку, с которой я познакомилась по счастливой случайности. Можешь не сомневаться, она из прекрасной семьи и вне подозрений. К тому же она очень богата, хотя в твоём случае это не имеет значения. Самое главное, что девушка необычайно разумна, физически здорова, самостоятельна и прекрасно уравновесит твои недостатки, включая слабость твоего характера. Вы с ней уже знакомы, и хотя многое в тебе ей не нравится, она не может сказать, что ты ей неприятен. Я разговаривала с ней о тебе — естественно, со всей осторожностью — и уверена, что если ты начнёшь ухаживать…
— Кто она? — Я должен был задать этот вопрос раньше, но когда она начала высказываться, я от неожиданности подавился куском булки и только сейчас успел отдышаться. — Кто она?
— Дочь сэра Родерика Глоссопа, Гонория.
— Нет, нет! — вскричал я, бледнея, хотя несколько секунд назад лицо моё было багровым от удушья.
— Не глупи, Берти. Лучшей жены тебе не найти.
— Да, но послушай…
— Она вылепит из тебя человека.
— Я не хочу, чтобы меня лепили.
Тётя Агата бросила на меня взгляд, и я снова почувствовал себя маленьким мальчиком, который полез в шкаф за вареньем.
— Берти! Я надеюсь, ты не собираешься меня ослушаться?
— Да, но я хочу сказать…
— Леди Глоссоп была так добра, что пригласила тебя погостить в Диттеридж-холле. Я сказала, что ты с радостью принимаешь приглашение и будешь там завтра утром.
— Прости, но на завтра у меня назначена очень важная встреча.
— С кем?
— Э-э-э… гм-м-м…
— Ничего у тебя не назначено. А если назначено, отменишь. Я буду крайне недовольна, Берти, если завтра ты не поедешь в Диттеридж-холл.
— Ох, ну хорошо! — сдался я.
Не прошло и нескольких минут после того, как я вышел от тёти Агаты, как боевой дух Вустеров полностью ко мне вернулся. Несмотря на то, что надо мной возникла вполне реальная угроза, я чувствовал себя, как бы это сказать, в приподнятом настроении.
Меня припёрли к стенке; и чем сильнее приперли, думал я, тем шикарнее будет, когда я посажу Дживза в лужу, доказав, что сумел выкрутиться из полной безнадюги без его помощи. В другой ситуации я, конечно, посоветовался бы с ним и предоставил бы ему как-то уладить это дело, не сомневаясь, что всё будет в порядке; но после того, что он сказал обо мне на кухне, я скорее откусил бы себе язык, чем унизился бы перед ним. Поэтому, вернувшись домой, я обратился к малому с лёгкой небрежностью в голосе.
— Дживз, — сказал я, — у меня небольшие неприятности.
— Мне очень жаль, сэр.
— Да, я попал в переделку. По правде говоря, я стою на краю пропасти и меня ждёт ужасная участь.
— Если я могу быть вам полезен, сэр…
— О, нет. Нет, Дживз. Большое спасибо, но нет. Нет, не беспокойся. Я справлюсь.