Фульвия крепко спала, положив ему на грудь свою тонкую руку. Хорошо отдохнувший морпех попытался выскользнуть незаметно, но девушка проснулась. Он по-отечески поцеловал ее в лоб, вылез из-под покрывала и начал облачаться. А она продолжала следить за ним с ложа, разбросав по подушке гриву своих черных волос и изогнувшись, как молодая пантера.
Уже надевший исподнее, тунику и сандалии Федор даже собрался опять раздеться и напоследок овладеть ею еще разок — так она была соблазнительна — но сдержался. Поднял с пола лежавший там кожаный панцирь, набросил через голову и стал зашнуровывать на боках. Во время сих упражнений ему пришла в голову мысль поинтересоваться, сколько денег Фульвии перепадает от стоимости столь дорогих жетонов, и не заставляет ли ее содержатель притона работать бесплатно, но передумал.
«Что я ей, отец родной, что ли? — отчитал себя разомлевший морпех. — Тоже мне, защитник проституток нашелся». А когда девушка соскользнула на пол и, приобняв его сзади, стала помогать зашнуровывать панцирь, все же выдавил из себя:
— Манилий тебя не обижает?
Фульвия вздрогнула и, странно посмотрев на него, ответила.
— Нет.
— А…клиенты?
— Ну ладно, — сказал Федор, не дождавшись ответа, — прощай, пойду я.
Он поцеловал Фульвию, перебросил через плечо ремень, на котором покоился в ножнах меч, нахлобучил шлем и толкнул дверь. В этот раз щит и пилумы им позволили оставить на оружейном складе, несколько скрасив тем самым досуг легионерам, но меч при себе иметь полагалось.
Спускаясь по длинной лестнице в кабак, выглядевший с утра пустынным, он заметил поднявшегося ни свет, ни заря Квинта. Федор даже удивился, увидев друга уже здесь. Сержант предполагал, что ему придется долго ждать, пока половой гигант из Бруттия проспится. Но перенесший бурную ночь Квинт, как ни в чем не бывало, уже пил вино, закусывая его козьим сыром и хлебом. В углу Федор заметил и самого хозяина заведения — тот подсчитывал барыши.
— Как прошла ночь? — поинтересовался дородный хозяин борделя, сгребая монеты со стола и ссыпая их в объемистый кошелек, когда Федор поравнялся со столом. — Удовлетворила ли стройная Фульвия все ваши желания?
— Вполне, — кивнул бывший сержант, — прикажи принести мне вина и копченого мяса с оливками.
— Будет исполнено, — Манилий сразу утек в направлении кухни.
— Будет исполнено, — Манилий сразу утек в направлении кухни.
И вскоре перед Федором, примостившимся за столом рядом с другом, уже стояло блюдо с благоухающим запеченным мясом и плошка с оливками. Хозяин сам обслужил дорогого гостя, принесшего ему сегодня хорошую прибыль. Но едва Манилий собрался уходить, как Чайка бесцеремонно схватил его за тунику.
— Послушай сюда, толстяк, — проговорил он отчетливо, делая ударение на каждом слове, — проследи за тем, чтобы девчонку не обижали.
С этими словами он кинул Манилию еще пару монет.
— Я прослежу, — согнулся Манилий в коротком поклоне, но на лице его легко читалось, что он не собирается выполнять своих обещаний.
И Федор принял это к сведению. Поэтому вместо того, чтобы отпустить край туники, он задержал ее в кулаке и добавил:
— А если узнаю, что ей сделали больно, вернусь и отрежу тебе…самое дорогое. Понял?
На этот раз Манилий кивнул с должным пониманием и ретировался на кухню.
— Зря ты так, — буркнул Квинт, — далась тебе эта девчонка. Ни кожи, ни рожи. То ли дело крепкозадая Идилла.
И он мечтательно поднял глаза к небу.
— Да и вообще не стоит с Манилием сориться. У него тут такие люди бывают. Для карьеры может пригодиться.
— Не лезь не в свое дело, — оборвал его Федор, — да и вообще кто бы говорил… Ты про драку с декурионом уже забыл?
— Да, — признал Квинт, — тут ты прав. Дал я маху. Мог бы на проблемы нарваться. Спасибо, что выручил.
Он налил себе и приятелю еще вина. Они выпили и продолжили трапезу.
— Скоро в поход, брат Тертуллий, — вдруг заявил Квинт, отхватывая кусок лепешки.
— С чего ты взял? — удивился Федор, со вкусом прожевывая оливки и выплевывая косточки. — Гней ведь ничего не говорил.
— Не зря же нас «попастись» отправили. Так всегда делают перед походом, — заявил Квинт, — Это традиция.
Чайка уже настолько часто убеждался, что информация рыбака из Бруттия по большей части подтверждалась, что не стал спорить. И Квинт как в воду глядел. Не успели последние морпехи вернуться в расположение части, как Гней собрал всех на вечернюю перекличку.
— Легионеры, обучение закончено. Пришла пора показать себя в деле, — он по обыкновению взмахнул виноградной лозой, свист которой во всеобщей тишине показался очень громким. — Теперь вы достойны сойтись в битве с настоящим врагом.
Пока Гней переводил дух, Федор к своему удивлению обнаружил в гавани помимо пяти знакомых квинкерем, уже считавшихся частью пейзажа, еще десять. Триер, кажется, тоже прибавилось. Теперь в знакомой акватории Тарента вырос настоящий лес мачт, а вода еле просвечивала меж деревянных корпусов. «Интересно, — подумал Федор, — откуда они взялись?»
Центурион сделал несколько шагов вдоль строя и сообщил главное:
— В горных провинциях Лукании восстание. [61] Мятежные луканы перебили римские гарнизоны и заперлись в своих крепостях. Мы ближе, чем Рим. Поэтому нам приказано подавить восстание. Завтра утром четвертый легион союзников из Тарента, которым командует военный трибун Прокул Постумий, снимает свой лагерь и отправляется в Апулию на соединение с третьим и четвертым римскими легионами, возглавляемыми консулом Луцием Эмилием. Оттуда они форсированным маршем пройдут в Луканию и нанесут удар с востока по крепостям луканов в горной части страны, а затем спустятся к побережью.
Наша задача — за это время пожечь тылы врага на западном побережье, перерезать пути к отступлению и разорить порты. Мы поддержим удар консульской армии с моря.
Гней немного помолчал, утомленный собственным многословием, и закончил, указав рукой на прибывшие в порт корабли.