Я спас ее?
Она жива?
Где же… моя тревога?
Куда девалась боль?
Так вот чего не хватало. Вся боль, все хвори, когда?либо его мучившие, исчезли при последнем вздохе. И никакой агонии. И никакой печали. Сознание стало туманным, струйчатым и словно не расположенным ни к чему иному, кроме полного покоя. И снова, на этот раз уже внизу под ним, начали меняться цвета. Что?то бурлило. Вода. Океан. Он парил над огромным желтым океаном. Но вот океан стал желто?розовым. А потом сапфирным. Эдди стремглав летел вниз. Он летел с невероятной скоростью, но дуновения ветра на лице не чувствовалось, и страха тоже. И вдруг он увидел берег с золотистым песком.
Он опустился под воду.
Воцарилась полная тишина.
Где же моя тревога?
Куда девалась боль ?
Сегодня у Эдди день рождения
Ему пять лет. Воскресный полдень на «Пирсе Руби». Возле променада, что тянется вдоль белопесчаного берега, стоят деревянные столы для пикника. На одном — ванильный торт с голубыми свечами. Бутыль с апельсиновым соком. Вокруг снуют работники пирса: зазывалы, участники представлений, дрессировщики и еще несколько человек из рыболовной конторы. Отец Эдди, как обычно, играет в карты. Эдди возитсяуего ног. А его старший брат Джо отжимается на виду у группы пожилых женщин, которые с притворным интересом наблюдают за ним и вежливо ему аплодируют.
На Эдди подарок ко дню рождения — красная ковбойская шляпа и игрушечная кобура револьвера. Он вскакивает и, перебегая от группы к группе, палит из игрушечного револьвера: «Бум?бум!»
— Топай сюда, пацан, — машет ему Микки Шей.
— Бум?бум! — отвечает Эдди.
Микки Шей работает с отцом Эдди — чинит аттракционы. Он толстый, в подтяжках и вечно распевает ирландские песни. Эдди кажется, что пахнет от него как?то странно — вроде бы микстурой от кашля.
— Топай сюда, пацан. Сделаем тебе деньрожденную встряску, — говорит Микки. — Как у нас в Ирландии.
И тут Микки своими огромными ручищами хватает Эдди под мышки, подбрасывает его и переворачивает вверх ногами. Ковбойская шляпа летит на землю, и сам он теперь болтается вниз головой.
— Микки, осторожно! — кричит мать Эдди. Отец же, едва повернув голову, усмехается и снова возвращается к своей карточной игре.
— О?хо?хо! Попался! — ликует Микки. — Ну, поехали! По одному удару на каждый год.
Микки осторожно опускает Эдди, пока голова его не касается земли.
— Один!
Микки снова приподнимает его над землей. И все вокруг, смеясь, подхватывают:
— Два!.. Три!
Вверх ногами, Эдди уже не различает людей вокруг. Голова его тяжелеет.
— Четыре! — кричат гости. — Пять!
Эдди переворачивают головой вверх и ставят на землю. Все хлопают. Эдди тянется за своей шляпой и, спотыкаясь, падает. Поднимается на ноги, шатаясь подходит к Микки и бьет его по руке.
— О?хо?хо! А это еще за что, мужичок? — спрашивает тот. Все смеются. А Эдди поворачивается и бежит прочь. Шаг, другой, и его подхватывают материнские руки.
— Ты в порядке, дорогой мой именинник? — Лицо матери почти касается лица Эдди. Он вдруг отчетливо видит ее темно?красную помаду, пухлые, мягкие щеки и волну каштановых волос.
— Я висел вверх ногами, — говорит ей Эдди.
— Я видела, — отзывается мать.
Сейчас она натянет ему на голову ковбойскую шляпу. Потом поведет вдоль пирса и, может быть, покатает на слоне или приведет к рыболовам посмотреть, как они на закате тянут сети, а в них, похожие на мокрые, блестящие монетки, резвятся маленькие рыбки. Мать будет держать его за руку и говорить, что Бог им гордится, потому что он был таким хорошим в свой день рождения. И тогда мир снова перевернется с головы на ноги.
Прибытие
Эдди проснулся в чайной чашке.
Огромная чайная чашка, из темного полированного дерева, с мягким сиденьем внутри и дверью на стальных петлях, была частью какого?то старого аттракциона. Эдди сидел на краю чашки, болтая руками и ногами. А небо по?прежнему меняло оттенки: от цвета коричневых кожаных туфель к темно?алому.
Первым его побуждением было потянуться за палкой. Последние несколько лет он всегда держал ее возле кровати: бывали дни, когда он не мог без нее подняться с постели. Эдди стыдился этого, ведь прежде он был крепким парнем и с приятелями здоровался не иначе как ударом в плечо.
Но палки рядом не оказалось, так что Эдди вздохнул и попробовал встать без ее помощи. К его удивлению, спина не болела. И в ноге не чувствовалось привычной пульсирующей боли. Эдди поднатужился, с легкостью перескочил через край чашки и неуклюже приземлился возле нее, и тут же ему пришли в голову три мысли, поразившие его.
Первая: он чувствовал себя превосходно.
Вторая: он был совершенно один.
Третья: он все еще был на «Пирсе Руби».
Но «Пирс Руби» выглядел теперь совсем по?иному. Кругом виднелись туристические палатки, обширные газоны и никаких высоких строений, так что видны были даже океан и покрытый водорослями волнорез. Аттракционы были выкрашены в ярко?красный и кремовый цвета — никаких темно?бордовых и сине?зеленых, — и при каждом аттракционе своя деревянная будочка — билетная касса. Чашка же, в которой он проснулся, была частью простенького аттракциона «Вертушка».
Чашка же, в которой он проснулся, была частью простенького аттракциона «Вертушка». Его название, как и названия прочих аттракционов, было намалевано на фанерном щите, прибитом к складам, тянувшимся вдоль променада: