Из?за этого Эдди редко ходил на всякие празднества, а если и попадал туда, то по большей части держался особняком, а чтобы как?то скоротать время, выходил покурить на стоянку машин. Правда, довольно долго ему не к кому было ходить на свадьбу. Но в последние годы его жизни работавшие с ним подростки повзрослели, начали вступать в брак, и ему снова пришлось доставать из платяного шкафа выцветший костюм и надевать рубашку с воротничком, больно врезавшимся в толстую шею. К тому времени раненая нога Эдди деформировалась, колено поразил артрит, и он так сильно хромал, что его уже не просили участвовать ни в общих танцах, ни в зажигании свечей. Его считали одиноким, замкнутым стариком, от которого уже ничего не ждали — разве что улыбку, когда фотограф подходил к столу, за которым он сидел с другими гостями.
А теперь в своей рабочей одежде он переходил от свадьбы к свадьбе, от одного торжества к другому, от одного языка, торта и музыки к другому языку, торту и музыке. Схожесть свадеб ничуть не удивляла Эдди. Он и прежде думал, что свадьбы во всех краях похожи. Чего он действительно не мог понять, так это того, какое отношение все эти свадьбы имеют к нему.
Эдди переступил очередной порог и на этот раз оказался в итальянской деревне. Вокруг на холмах виднелись виноградники и сельские постройки из известкового туфа. У большинства мужчин были влажные, зачесанные назад черные волосы, а у женщин темные глаза и прекрасные лица. Эдди отыскал себе место возле стены и оттуда принялся наблюдать за женихом и невестой, которые ручной пилой распиливали бревно. Звучала музыка — флейты, скрипки, гитары, — и гости закружились в безумном вихре тарантеллы. Эдди попятился, и вдруг взгляд его упал туда, где толпа редела.
Подружка невесты, в длинном бледно?сиреневом платье и вышитой соломенной шляпке, с корзиночкой засахаренного миндаля в руке, медленно двигалась в толпе гостей. Издалека казалось, что ей лет двадцать.
— Per l’amaro е il dolce?… — спрашивала она, предлагая сладости. — Per l’amaro е il dolce? Per l’amaro е il dolce?
При звуке ее голоса Эдди задрожал. Покрылся испариной. Ему захотелось бежать без оглядки, но ноги словно вросли в землю.
Девушка шла прямо к нему. Из?под полей шляпки, увитой бумажными цветами, она взглянула на него.
— Per l’amaro е il dolce? — Она улыбнулась и протянула ему миндаль. — В горечи и в сладости?
Темные волосы упали ей на глаза, и сердце Эдди чуть не выпрыгнуло из груди. Губы его медленно приоткрылись, и из самой глубины его существа мало?помалу потянулся звук — начало имени, того единственного, что приводило его в подобное состояние. Он упал на колени.
— Маргарет… — прошептал он.
— В горечи и в сладости, — повторила она.
Сегодня у Эдди день рождения
Эдди с братом сидят в ремонтной мастерской.
— Это, — гордо произносит Джо, держа в руках дрель, — новейшая модель.
На Джо клетчатая спортивная куртка и черно?белые кожаные туфли. Эдди считает, что Джо одет слишком модно — а модно, в его представлении, значит «выпендрежно». Но ведь Джо теперь коммивояжер в компании, торгующей хозяйственными товарами, и Эдди, что годами носит одно и то же, ему не судья.
— Да, сэр, — продолжает Джо. — И еще вот что: она работает от батарейки.
Эдди осторожно берет в руки батарейку, маленькую вещицу под названием «Никелевый кадмий». Трудно поверить в ее реальность.
— Включи, — говорит Джо, протягивая Эдди дрель.
Эдди нажимает кнопку. Дрель взрывается грохочущим визгом.
— Здорово, а? — кричит Джо.
В то утро Джо рассказывает Эдди о своей новой зарплате. Она в три раза больше, чему Эдди. Потом Джо поздравляет Эдди с повышением: он теперь будет главным по ремонтным работам на «Пирсе Руби» — должность, которую когда?то занимал их отец. Эдди хочется ответить ему: «Если ты считаешь, что это такая прекрасная работа, почему бы тебе самому на нее не пойти, а я бы пошел на твою?» Но он этого не говорит. Эдди никогда не говорит о том, что его по?настоящему волнует.
— Привет! Кто?нибудь тут есть?
В дверях стоит Маргарет, в руках у нее скрученные в рулончик оранжевые билетики. Эдди, как обычно, скользит взглядом по ее лицу, по ее оливковой коже, по кофейного цвета глазам. Этим летом Маргарет стала кассиршей на «Пирсе Руби» и теперь носит традиционную форму работников парка: белая рубашка, красный жилет, черные бриджи, красный берет, а чуть ниже ключиц — нашивка с ее именем. От одного вида этой нашивки у Эдди портится настроение, а еще больше от того, что рядом стоит его преуспевающий братец.
— Покажи ей дрель, — говорит Джо, поворачиваясь к Маргарет. — Она работает от батарейки.
Эдди давит на кнопку. Маргарет зажимает уши.
— Да она громче твоего храпа, — говорит она.
— О?хо?хо! — со смехом кричит Джо. — 0?хо?хо! Что, попался?
Эдди смущенно опускает глаза, а потом смотрит на улыбающуюся Маргарет.
— Можешь выйти на улицу? — спрашивает она.
Эдди в ответ машет дрелью:
— Я же работаю.
— На одну минутку, хорошо?
Эдди медленно поднимается и вслед за ней выходит из мастерской. Солнце бьет ему прямо в лицо.
— СЧАСТЛИ?ИВОГО ДНЯ РО?ОЖДЕНИЯ, МИС?СТЕР ЭДДИ! — хором выкрикивает группа ребятишек.