После ухода Поликарпа над столом повисла недолгая пауза. Потом Перегуда поднялся и пошел снова ставить чайник на примус. Ростик с облегчением понял, что их пока не выгоняют. Тем более что Рымолов принялся задумчиво крутить в тонких пальцах чайную ложечку.
Уходить в самом деле не хотелось, потому что они так и не получили того, за чем пришли, и потому что тут было уютно, несмотря на запах керосиновой лампы. Словно в прежние времена, еще до Переноса. Вот с этого Ростик и решил начать.
— Я все пытаюсь понять — что же такое был этот Перенос? Но ни к чему так и не пришел.
Рымолов посмотрел на него, на Кима, улыбнулся. Провел пальцем по столу, разглаживая не очень свежую, но еще вполне пристойную скатерть.
— А мне приходится думать о невероятном количестве самых разных вещей, — сказал он. — Как наладить стирку белья, ведь тут нет мыла. Что делать, когда кончится керосин. Как все-таки сохранить подачу воды в районы многоэтажек, ведь без этого нас ждет эпидемия. — Он задумался, посмотрел на дрожащий огонь лампы. — Скажите, почему вы все-таки отказались давать подписку о неразглашении, когда Дондик вас об этом попросил?
— Он не очень-то и просил, — пробурчал Ким. — Если бы попросил, я бы, может…
— Не в этом дело, — перебил его Ростик. — Он наверняка положил бы результаты этой поездки под сукно, засекретил не только от простых жителей, но и от вас, например. А ведь каждому ясно, что только обдумывая все хорошенько, мы можем выбраться из создавшейся ситуации.
— Понятно, — кивнул Рымолов. — Хотя должен вам сказать, выбраться отсюда мы не сможем, даже если все начнем думать только на эту тему. Она вообще уже обдумыванием не решается. Но вот выработка наилучшей стратегии, учет реальных опасностей, попытка более полноценного использования ресурсов — это, безусловно, следует обдумывать.
— Значит, мы были правы? — спросил Ким.
— А вот и чай, — провозгласил Перегуда, втаскивая шипящий чайник в комнату.
Чаем в ближайшие несколько минут все и занялись. Это было славно, просто великолепно… Или окопы, плохая вода, недосыпание, грязь и глина в котелке заставили изменить отношение ко всему на свете? Ведь еще месяца два назад такое вот чинное сидение за столом скорее в молчании, чем под разговор, показались бы Ростику скучноватым времяпрепровождением.
— Может быть, — Ростик давно думал над этим вопросом, — вы подскажете нам, товарищ профессор, как нам следует настраиваться? К какой стратегии следует быть готовыми?
— Над этой проблемой мы будем думать все вместе и еще не одно десятилетие, если выживем, — спокойно ответил Рымолов. — Но уже сейчас проглядывается единственный вариант — приспосабливаться, стараясь не очень деградировать.
— Но уже сейчас проглядывается единственный вариант — приспосабливаться, стараясь не очень деградировать. Уступать в материальной сфере, но стремиться изо всех сил держаться за имеющийся массив знаний. И как только предоставится случай, рвануться, чтобы не упустить основных завоеваний цивилизации — образования и медицины. Если удастся… — он опустил голову, потом все-таки отчетливо произнес: — Еще и демократии. Без качественно иной структуры управления всей общиной нам, как говорили в лагере, хана.
Ростик не очень понял, о чем идет разговор и какое отношение все эти соображения имеют к его вопросу. Он бы хотел получить более понятный и конкретный ответ, но не решился помешать. Зато Ким спросил:
— А конкретно, что нам сейчас известно? Если мы все попали в новую ситуацию, какие качества у нас остались?
— Качества? — Перегуда даже хмыкнул, но потом вдруг посерьезнел и стал говорить, словно читал лекцию: — А никаких. Вот я, в отличие от Андрея Арсеньича, занимаюсь почти чистыми размышлениями над нашей новой теорией мироздания. И могу однозначно признать — даже время тут обладает иными свойствами. Мы должны будем выработать новое деление суток, часов, минут. Должны будем создать новый годичный цикл, новый сезонный режим…
— Ну, кое-что мы все-таки знаем, — сказал Рымолов. — Мы определили, что тут, как и на Земле, день может убывать и прибывать на несколько минут в сутки. Причем это случилось в день, который мы сейчас собираемся назвать первым Июля. Логично предположить, что…
— А почему не двадцать вторым июня? — спросил Ким. — Так было бы привычней.
— Мы не уверены, что у нас будет возможность довести счет дней в месяце до двадцати двух, — сказал Перегуда. — Пока надеемся, что сумеем оставить двенадцать месяцев в году, но скорее всего они будут по три недели каждый или даже меньше. Понимаете, некоторые данные по ботанике позволяют предположить, что год тут в целом короче, чем на Земле. Но протекает интенсивнее.
— Значит, тут и зима будет? — спросил Ростик.
— Обязательно, вот только мы пока не знаем ее физических параметров, но она будет. Собственно, раз нас сюда перенесло, значит, основные наши… качества остаются почти теми же, что и дома. Лишь немного изменены.
— Кстати, о ботанике, — вступил Рымолов. — Вы, по моему, знаете одного парня с довольно интересной фамилией — Пестель. Он еще работал на биостанции, хотел, ка жется, в Москве учиться…