— Доктор кое-что сумел сообщить мне о вас, и я, конечно, сделаю все, что смогу. Моя должность пусть вас не смущает. Я выступаю сейчас как частное лицо. Доктор тоже не сотрудничает с нашей организацией, у нас с ним сугубо личные отношения — надеюсь, неплохие. Так, Лео?
— Так, — сказал доктор. — Если не считать некоторых нюансов.
— Без нюансов было бы скучно, — сказал полковник. — Эрик, вот это Амадео, по компьютерам он первый в мире. Мы попробуем разобраться, что это за штука в тебе, и отключить ее.
— Вытащить, — сказал Эрик.
— Может быть, и вытащить, — сказал полковник. — Ам, что ты думаешь?
— Пока ничего, — сказал Амадео. — Надо покрутить. Видимо, — он взял рентгенограммы, посмотрел на них, — вот тут есть блок индукционной связи… вероятно, в шлеме — парный блок и какая-то электронная начинка и, скорее всего, обеспечение связи со стационаром. Вряд ли я ошибаюсь. Ну что? — обратился он к Эрику. — Приступим?
— К чему? — спросил Эрик.
— Надо попробовать раскопать начинку вот этой вот штуковинки, — Амадео ткнул пальцем в тело паучка. — Ты не бойся, я осторожно.
— Я не боюсь, — сказал Эрик. — Который час?
— Без пятнадцати четыре, — сказал доктор. — А что?
— Не знаю, — сказал Эрик.
— Может быть, и вытащить, — сказал полковник. — Ам, что ты думаешь?
— Пока ничего, — сказал Амадео. — Надо покрутить. Видимо, — он взял рентгенограммы, посмотрел на них, — вот тут есть блок индукционной связи… вероятно, в шлеме — парный блок и какая-то электронная начинка и, скорее всего, обеспечение связи со стационаром. Вряд ли я ошибаюсь. Ну что? — обратился он к Эрику. — Приступим?
— К чему? — спросил Эрик.
— Надо попробовать раскопать начинку вот этой вот штуковинки, — Амадео ткнул пальцем в тело паучка. — Ты не бойся, я осторожно.
— Я не боюсь, — сказал Эрик. — Который час?
— Без пятнадцати четыре, — сказал доктор. — А что?
— Не знаю, — сказал Эрик. — Давайте меня на всякий случай к чему-нибудь привяжем.
— Не помешало бы, — сказал Амадео и огляделся в поисках подходящей мебели.
— Сейчас, — сказал доктор и вышел. Вернулся он скоро, волоча тяжелое кресло с подлокотниками.
— То, что надо, — сказал Амадео.
Эрик сел в кресло, положил руки на подлокотники, дал себя привязать жгутами из разорванной простыни. Ему было страшно, но страх был как бы внизу, по пояс, — там он бушевал и крутился, голова оставалась ясной.
Амадео принес и поставил рядом с дисплеем свой обтекаемой формы чемодан с надписью «Хелионетикс», открыл его. В крышку чемодана был вмонтирован экран, перед экраном был пульт. Бормоча что-то себе под нос, Амадео соединил свой компьютер с тем, который стоял здесь, и с телефонным гнездом. Полковник и доктор молча следили за его действиями.
— Доктор, — сказал Амадео, — еще одной простыни не найдется?
Доктор принес простыню, Амадео набросил ее на стеллаж и развернул кресло Эрика так, что он сидел теперь как бы перед киноэкраном. На уровне глаз Эрика Амадео фломастером нарисовал черный кружок.
— Постарайся смотреть только на него, — сказал он Эрику. — И говори мне все, что будешь чувствовать. Потом он ощупал Эрику затылок, приложил к коже что-то холодное, металлическое и залепил это холодное резиновой лентой вокруг головы.
— Предвкушение чего-то приятного, — сказал Эрик. — Так уже было…
За спиной тихо попискивал компьютер, двигались люди, обменивались отрывистыми замечаниями — Эрик не прислушивался. Потом доктор и полковник вышли покурить. Эрик сидел, стараясь не напрягаться в ожидании неизвестно чего, и черный кружок то таял, то становился неправдоподобно четким, он говорил об этом, и Амадео мычал согласно. Потом позвал:
— Господа! Кушать подано!
— Та-ак… и что? — спросил, подходя, полковник, доктор тоже был где-то рядом, Эрик слышал его дыхание.
— Вот, пожалуйста, схема того, что у него внутри.
— Что-то уж слишком просто, — сказал полковник.
— Да, — сказал Амадео, — в сущности, это просто коммутатор. И вот — несколько вариантов, как могла бы выглядеть внешняя схема… два звена: вот шлем, вот — стационар… Очень просто.
— Минуточку, — сказал доктор. — А нельзя наложить эту схему на схему мозга? Хочу посмотреть, куда идут электроды.
— Попробуем, — сказал Амадео. И немного спустя: — Вот.
— Так, — сказал доктор. — Надо же… А вид сбоку можно?
— Все можно, — сказал Амадео. — Крутите как угодно.
— Ага, — сказал доктор. — Ага… — Он сопел за спиной Эрика, потом принялся что-то насвистывать.
— Ну что? — не выдержал полковник.
— Отвали, Хенрик, не мешай, — сказал доктор. — Амадео, вот этот контур все время возбужден, так?
— Да, — сказал Амадео. — Все время.
— Интересная картина, ребята, — сказал доктор. — Ну, до чертиков интересная. Знаешь, Хенрик, на них работает какой-то гений. Если бы это делал я, получилось бы втрое более громоздко. Чрезвычайно изящно сделано. Эрик, ты можешь гордиться, над тобой поработал великий талант.
— Лео… — сказал полковник, но доктор перебил его.
— Да, Хенрик, — сказал он. — Это то самое. И явно не первые опыты. Вот смотри: эти четыре электрода, по два в каждую лобную долю. При включении контура создается два очага застойного возбуждения, доли изолируются от остального мозга, это как бы временная лоботомия. Но сама кора лобных долей используется для каких-то иных… м-м… вычислительных целей. Микросхемы на живых нейронах, очень изящно. Вот эти электроды, нижние, проникают в ствол мозга и, вероятно, возбуждают тетикулярную информацию, от этого кора сначала тормозится, а потом идет вразнос, активность мозга резко возрастает; а вот этот электрод следит за тем, чтобы она, так сказать, не перегрелась, здесь вот, как видишь, логарифмическая обратная связь. Это вот — совершенно четко — активизация центра удовольствия, а это — центр наказания. То есть при воспитании используется самый старый метод: кнут и пряник. Вот это — интеграция слуха и зрения, и — смотри, — минуя все аналоговые поля, кроме тех, искусственных, в лобных долях — связь с двигательными центрами. Реакция на звук и изображение ускоряется, наверное, на порядок. А вот это, думаю, самое интересное, здесь постоянно поддерживается очаг застойного возбуждения, это область правого миндалевидного ядра, я даже не представляю себе, что это за центр.