— Эй, Роррен, посмотри сюда! — крикнул какой?то всадник. Я тоже взглянул в ту сторону.
Всадник держал за длинные волосы отрубленную голову. Я сразу понял, что это голова Нэленды Талл, хотя узнать ее было невозможно: у нее были отрезаны нос и уши, а щеки проткнуты насквозь железным прутом. Думаю, она была еще жива, когда с ней проделывали все это, и лишь после ее смерти под пытками у трупа отрубили голову. Вероятно, понял это и Роррен, потому что он издал звериный крик и бросился к всаднику, но петля сдавила его шею, и сразу несколько бичей обрушились на пленника. Я отвернулся и встретился взглядом с герцогом, видимо, давно уже стоявшим у меня за спиной.
— Будете за него заступаться?
— Нет, ваша светлость. Этот человек — преступник, и его люди вели себя ничуть не лучше.
— Правильно, Риллен. Но, конечно, обеим участвовавшим в этой войне сторонам далеко до людей вашей эпохи. Ведь вы говорили мне, что в лагерях Проклятого Века могли за неделю уничтожить больше народу, чем у нас за долгую войну?
— Верно. Но у нас жестокость была не такой… естественной. Государства скрывали правду о лагерях, понимая, что мировое сообщество не признает нормальным то, что там творилось.
— Наше время честнее, только всего. Хотя, пока существует человек, существуют ложь и подлость.
— А что вы собираетесь сделать с другими вождями бунтовщиков?
— Они напрасно понадеялись, что вторая измена искупит первую.
— А что вы собираетесь сделать с другими вождями бунтовщиков?
— Они напрасно понадеялись, что вторая измена искупит первую. То, что они выдали мне Роррена — сейчас, когда их песенка спета — вовсе не заслуга, обычная трусость. Кузен Гродрэд, конечно же, теперь будет просить меня передать ему Роррена и остальных — разумеется, просить, не может же он требовать у меня мою законную добычу. Я, так и быть, удовлетворю его просьбу… в обмен на триумфальный въезд в Траллендерг и подобающее спасителю королевства чествование. У Гродрэда, чьи войска позорно отступали или топтались на месте, нет оснований мне отказать. Но вам, Риллен, не стоит присутствовать на этих мероприятиях. Во?первых, хотя официально объявлено, что Риэл убит, и даже найдено его тело — среди двенадцати тысяч трупов можно было подобрать похожий — существует немало людей, которые могли бы вас узнать. Во?вторых, негоже всем моим людям одновременно собираться в гостях у кузена Гродрэда, не будем его искушать. Вы поедете в Торрион с частью моей армии. В ближайших к Траллендергу крепостях тоже будут стоять крупные раттельберские гарнизоны под надежным командованием. Мой августейший кузен должен знать, что любая случившаяся со мной неприятность грозит ему роковыми последствиями. Вы показали свои достоинства, командуя мятежниками; в критической ситуации сможете командовать и моими людьми.
22
Итак, я возвратился в Торрион и не присутствовал на торжествах в Траллендерге. Впрочем, я достаточно хорошо знаю о них по рассказам очевидцев. Элдред отложил свой триумфальный въезд на две недели, дожидаясь, пока падут последние осажденные крепости повстанцев. Лишь после того, как ему доставили последних пленников, герцог торжественно вступил в корринвальдскую столицу. На протяжении десяти дней продолжались парады, пиры и увеселения, и все это, а также снабжение солдат — за счет королевской казны. Могу себе представить, как чувствовал себя Гродрэд, вынужденный оказывать великие почести старому врагу, в то время как солдаты последнего наводняли королевскую столицу, а в близлежащих крепостях стояли мощные герцогские гарнизоны! Разумеется, и королевские части были стянуты к столице; можно сказать, что Элдред и Гродрэд оказались в заложниках друг у друга. На торжества в Траллендерг съехался весь цвет корринвальдской знати; здесь же находилась верхушка духовенства, способная освятить восшествие на престол нового монарха или обвинить в ереси и предать церковному суду неугодного епископа. Словом, обстановка была самая взрывоопасная, и любая из ежедневно случавшихся между солдатами обоих «кузенов» потасовок могла окончиться большими потрясениями в государстве. Однако ничего не происходило; и король, и герцог воздерживались от резких движений, находя, по?видимому, свои шансы на победу сомнительными.
После того, как празднества на королевские деньги закончились, Элдред еще некоторое время веселил столицу на собственные средства; потом и эти увеселения кончились, но герцог не спешил покинуть город и увести свои войска. В общей сложности он оставался гостем своего августейшего родственника более месяца, дожидаясь окончания следствия и суда над мятежниками. К этому времени многие из них уже были казнены в столице и по всей стране, а многим еще только предстояло попасть в руки властей. Но официально последней точкой в подавлении мятежа стала серия казней его вождей на главной площади Траллендерга — зрелища эти собирали не меньше народу, чем разыгрывавшиеся за три недели до этого мистерии. Роррена каждый раз приводили из тюрьмы смотреть на это: ему была уготована участь стать последним. Наконец и до него дошла очередь. Вождь мятежников был казнен способом, до которого могло додуматься только изобретательное средневековое правосудие: его посадили на кол, потом сняли, отрубили ему руки и ноги и бросили то, что от него осталось, на раскаленные угли. По свидетельству очевидцев, после этого он прожил еще более получаса; когда же стражники убедились в его смерти, то привязали изуродованный обрубок за шею к хвосту лошади и несколько часов таскали по всему городу, а потом отрубили голову и выставили ее, насаженную на шест, посреди площади, туловище же вывезли за город и бросили в чистом поле на растерзание зверям.
По свидетельству очевидцев, после этого он прожил еще более получаса; когда же стражники убедились в его смерти, то привязали изуродованный обрубок за шею к хвосту лошади и несколько часов таскали по всему городу, а потом отрубили голову и выставили ее, насаженную на шест, посреди площади, туловище же вывезли за город и бросили в чистом поле на растерзание зверям. В тот же день в королевском дворце был дан прощальный пир, и на следующий день герцог покинул столицу. Вскоре он прибыл в Торрион, однако большинство его воинских частей остались в завоеванных городах — ушли лишь те, которые стояли на подступах к Траллендергу. Элдред опасался слишком растянутых коммуникаций, да и прямую конфронтацию с королем считал преждевременной.
Итак, в королевстве воцарился хрупкий мир и неустойчивое спокойствие. Рыцари вернулись в свои замки; родственники казненных оплакивали своих близких и, в нарушение королевского указа, тайно снимали и хоронили повешенных; солдаты пропивали в кабаках свои трофеи и премии, а мы с герцогом просиживали в кабинете у камина долгие вечера ранней весны.