— И у вас ни разу не возникало искушение воспользоваться промахами Гродрэда и привести их к победе?
— Возникало, — ответил я, глядя в глаза герцогу, — но я не поддался. И еще, признаюсь, вы переоценили мои организаторские способности. Я планировал и дальше идти на юг, с тем, чтобы довести армию до полной деморализации и разложения, которые бы свели на нет всю выгоду этого маневра. Но мне это не удалось, они отказались идти дальше.
— Я чрезвычайно высоко ценю вашу честность, но это я уже знаю.
— Знаете? Но ведь не прошло и двенадцати часов!
— Как по?вашему, не доверяя вам полностью, должен был я заслать к вам хороших агентов? Кстати, ваша контрразведка их проворонила.
— Моя контрразведка создавалась для борьбы с излишне ретивыми повстанцами, а не с вашими шпионами, — улыбнулся я.
— Тоже верно. Однако как вам удалось ускользнуть от Лиддена? Признаться, я был о нем более высокого мнения.
Я отвел взгляд.
— Ваша светлость… Я не знал, что это ваш человек… Мне не удалось от него ускользнуть, и я был вынужден его убить.
— Черт возьми, Риллен! — на этот раз герцог был действительно раздражен. — Я прощаю вам Крондерский полк, я прощаю вам разграбленные города, разрушенные замки, повешенных дворян и изнасилованных дворянок, за ту трепку, которую вы задали Священному Трибуналу, я просто готов вас наградить, но какого черта вы убили одного из лучших моих агентов?
— Видимо, потому, что он был лучшим, ваша светлость, — ответил я.
— Я прощаю вам Крондерский полк, я прощаю вам разграбленные города, разрушенные замки, повешенных дворян и изнасилованных дворянок, за ту трепку, которую вы задали Священному Трибуналу, я просто готов вас наградить, но какого черта вы убили одного из лучших моих агентов?
— Видимо, потому, что он был лучшим, ваша светлость, — ответил я. — У меня ни на секунду не возникло подозрение, что он — не повстанец.
— Что ж, — тон герцога смягчился, — вы, пожалуй, правы. Он сплоховал, позволив себя убить… но, если бы он, защищаясь, убил вас, это было бы куда хуже. В конце концов, агентов много, чего о людях из Проклятого Века не скажешь. И, полагаю, вы прибыли сюда не только ради приятной беседы.
— Разумеется. Войско мятежников полностью подготовлено к разгрому. Часовые на самых важных направлениях сняты…
— Довольно, довольно, Риллен. Мы сейчас едем в мой штаб и там все обсудим.
Мы вышли из палатки, и нас сразу окружили гвардейцы герцога. Мне подвели коня. Я заметил, что гвардейцы не спускают с меня глаз, и понял, что это не просто почетный караул, тем более что мне так и не вернули оружие и доспехи.
Путь до ставки Элдреда занял около четверти часа. Мы спешились возле большого шатра в середине лагеря и прошли внутрь мимо вытянувшихся часовых. Посредине шатра, освещенного масляными светильниками, стоял грубо сколоченный деревянный стол, покрытый большой картой; вокруг на табуретах и просто деревянных чурбаках сидело несколько старших офицеров герцога, которые встали, приветствуя главнокомандующего.
— Господа, представляю вам Риллена Эрлинда, человека, заслуживающего всяческого доверия; он только что вернулся из неприятельского лагеря. Прошу вас, Риллен, объясните нам ситуацию.
Я подошел к столу и склонился над картой. Один из генералов положил передо мной грифель, чтобы я мог по ходу рассказа наносить обстановку. Из слов герцога я лишний раз понял, что мне не следует афишировать своей роли в событиях, и все время следил, чтобы не сказать «я» вместо «Риэл» или «командиры бунтовщиков». По мере того, как я описывал расположение повстанцев, во взглядах военачальников герцога все чаще мелькало удивление; когда же я рассказал о снятых постах, один из них воскликнул:
— Черт побери! Похоже, Риэл рехнулся!
— Не забывайте, — улыбнулся герцог, — что в последнее время он окружен моими людьми. Некоторые приказы отданы от его имени, но без его ведома. Думаю, он не успеет узнать об обмане — его личный адъютант сделает так, что в завтрашнем — собственно, уже сегодняшнем — сражении генерал не сможет командовать.
План атаки был намечен быстро и не оставлял повстанцам шансов. Под прикрытием ночной темноты армия герцога должна была ворваться в лагерь, рассечь войско повстанцев на части, окружить и уничтожить их. Генералы отбыли отдавать распоряжения своим людям — надо было успеть выступить до рассвета — и в шатре остались только мы с герцогом.
— Идите, Риллен, — сказал он, — вас проводят в вашу палатку.
— У меня к вам одна просьба, ваша светлость.
— Да?
— Все же я командовал этими людьми… и без моей помощи они бы так легко не проиграли… Я прошу пощадить пленных.
Герцог покачал головой.
— Нет, Риллен. Я понимаю ваши чувства, но это невозможно. Они ведь останутся нашими врагами. Несколько месяцев назад, когда это была толпа мужиков, я еще мог бы их пощадить, но не теперь, когда это боеспособная армия. К тому же вы разве не заинтересованы в том, чтобы не осталось в живых людей, знающих в лицо генерала Риэла?
— Я об этом не думал, — смутился я.
— И напрасно.
— И напрасно. Никто, кроме меня, не должен знать об этой странице вашей биографии. Ваши мятежники слишком хорошо потрудились на землях за пределами Раттельбера. Все, что я могу сделать — избавить ваших людей от пыток. Войскам уже отдан приказ не брать пленных. А теперь ступайте, Риллен. Вы заслужили отдых.