— Пожалуй, мы умрем, прежде чем они будут готовы, — мрачно заметил Муми?тролль.
Маленькая Хемулиха забеспокоилась и осторожно подошла к клетке.
— Может, повесить на клетку одеяло? — предложила она.
Они пожали плечами и еще плотнее прижались друг к дружке, стуча зубами.
— Вы и вправду так замерзли, что простудились? — в ужасе спросила маленькая Хемулиха.
Фрекен Снорк зашлась кашлем.
— Может быть, чашка чаю со смородиновым вареньем могла бы спасти меня, — сказала фрекен Снорк. — Кто знает!
Хемулиха долго колебалась. Уткнувшись носом в вязанье, она поглядывала на узников.
— Если вы умрете… — прошептала она дрожащим голосом, — если вы умрете, моему двоюродному братцу вряд ли будет интересно сторожить вас.
— Едва ли, — согласилась Филифьонка.
— Может, мне все же снять мерку для носочков?
Они усиленно закивали головами.
Тогда Хемулиха открыла клетку и застенчиво спросила:
— Может, вы не откажетесь выпить чашку горячего чая? С вареньем из черной смородины? А носочки получите, как только они будут готовы. Как хорошо, что вы посоветовали мне связать носочки! Когда знаешь, для кого вяжешь, работа становится интересней, наверно, вы поняли, что я хочу сказать.
Как хорошо, что вы посоветовали мне связать носочки! Когда знаешь, для кого вяжешь, работа становится интересней, наверно, вы поняли, что я хочу сказать.
И вот они отправились домой к маленькой Хемулихе и попили у нее чаю. Она, не дожидаясь их согласия, испекла им целую гору пирожков. Это заняло много времени. За окном уже стемнело. Тут фрекен Снорк поднялась и сказала:
— Нам пора идти. Огромное спасибо за чай!
— Мне очень неприятно, что я вынуждена снова посадить вас в тюрьму, — сказала, как бы извиняясь, Хемулиха и сняла ключ с гвоздя.
— Но мы не собираемся возвращаться в тюрьму, — возразил Муми?тролль. — Мы собираемся идти к себе домой, в театр.
У Хемулихи навернулись слезы на глаза.
— Мой двоюродный брат будет страшно огорчен, — сказала она.
— Но мы ни в чем не виноваты! — воскликнула Филифьонка.
— Почему же вы сразу не сказали об этом? — с облегчением произнесла маленькая Хемулиха. — Тогда, конечно, идите в театр. Хотя, наверно, мне лучше пойти с вами и объяснить все моему братцу самой.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
О премьере пьесы
Пока маленькая Хемулиха угощала гостей чаем у себя дома, театральные афиши продолжали кружиться над лесом. Одна из них спланировала на лесную полянку и прилипла к крыше, которую только что просмолили.
В тот же миг двадцать четыре малыша вскарабкались на крышу, чтобы подобрать листок. Каждый из них хотел первым вручить его Снусмумрику. А поскольку афиша была из тонкой бумаги, она тотчас превратилась в двадцать четыре клочка (а все, что осталось от нее, упало в трубу и сгорело).
— Тебе письмо! — визжали лесные малыши, скатываясь, спрыгивая и съезжая с крыши.
— Морровы дети! — ворчал Снусмумрик, который стирал их чулки за домом. — Вы что, забыли, что мы утром просмолили крышу? Может, вы хотите, чтобы я ушел от вас, или бросился в море, или всех вас убил?
— Не хотим! — кричали малыши, дергая его за пиджак. — Прочти лучше письмо!
— Вы хотите сказать — прочти письма? — спросил Снусмумрик и вытер мыльную пену о волосы одного из малышей. — Ладно, ладно! Что там еще за таинственное письмо?
Он разложил на траве смятые клочки бумаги и попытался сложить вместе то, что осталось от афиши.
— Читай вслух! — закричали малыши.
— «Одноактная драма… — читал Снусмумрик. — «Heвесты льва, или…» (здесь, кажется, не хватает кусочка)… входная плата — любая еда (ай?ай!)… сегодня вечером, когда зайдет солнц (солнце)… если не будет дождя и ветра (здесь все ясно)… ание… ать (нет, непонятно)… посреди залива Гранвикен…»
— Ну вот что, — сказал Снусмумрик и поднял глаза от письма. — Это, мои маленькие злодеи, не письмо, а театральная афиша. Ясно, что кто?то дает театральное представление сегодня вечером в заливе Гранвикен. Почему они устраивают спектакль на воде, знает лишь покровитель всех лесных зверюшек, но, может, по ходу действия им нужны волны.
— А малышам вход запрещен? — спросил самый младший.
— А лев всамделишный? — закричали другие. — Мы сразу туда пойдем?
Снусмумрик посмотрел на них и понял, что они непременно должны побывать в театре.
— Наверно, я смогу заплатить за нас горшочком бобов, — озабоченно рассуждал он. — Конечно, если этого будет достаточно… мы уже съели порядком. Лишь бы не подумали, что все двадцать четыре — мои собственные… а не то я засмущаюсь. И чем только я буду кормить их утром?
— Разве ты не рад тому, что пойдешь в театр? — спросил Снусмумрика самый младший и потерся носом о его брючину.
— Ужасно счастлив, шелковистая мордочка, — ответил Снусмумрик. — А сейчас мы попытаемся привести вас в порядок. Во всяком случае сделать почище. Платки у вас есть? Ведь мы идем на спектакль!
Никаких платков у них и в помине не было.
— Ну ничего, в крайнем случае можно сморкаться в подол рубашки или во что придется, — утешил малышей Снусмумрик.
Солнце уже опустилось почти до самого горизонта, когда Снусмумрик наконец справился со всеми платьицами и штанишками. Конечно, на них еще виднелись остатки смолы, но по крайней мере было видно, что он старался вовсю.