— Доказательства будут представлены, — усмехнулся Степной Ветер. — Позже. Сейчас я хотел бы перейти к тому, с чем послан.
— Слушаю.
— Мой император сообщает народу степей, что нами заключен союз с эльфами Заколдованного Леса. Войска эльфов, верные союзническому долгу, готовы выступить в поход. Сила народа Степи велика, но противостоящие вам не слабее, и добычи не будет. К чему тогда воевать? Мы предлагаем народу Степи мир. И дружбу.
— Пока нам о лесных мороках ничего не известно, — нахмурился вождь. — А мир и дружба? Это непростой вопрос, быстро не решается.
— Думаю, гонцы с сообщением об эльфах уже в пути, — усмехнулся Степной Ветер. — Я могу подождать их прибытия.
— Хорошо, так и поступим, — согласился Ураган. — Вечером я хотел бы встретиться с тобой наедине, сын. Нам есть о чем поговорить. Да и той [2] в честь твоего прибытия надо бы созвать.
— Конечно, отец, — поклонился горный мастер. — Буду рад.
Он с легкой грустью смотрел на вождя, понимая, что пути назад для него нет, давным-давно нет. Слишком многое он знает и умеет. Да и еще одно обстоятельство было. Он — эльдар. И этим сказано все.
8. Един в пяти лицах
— Рыжий, да что с тобой такое происходит? — Лек подозрительно смотрел на уставившегося в стену императора.
— Ничего… — Санти поднял на него наполненные тоской глаза.
— Брешешь! — отрезал горец и решительно уселся напротив. — Рассказывай!
— Оно тебе надо?
— Надо. Ты забыл, что мы — Пятеро? И что нам еще немало вместе пройти предстоит? Мы же тебя, балда, чувствуем, как себя самих! Молчали, думая, что ты сам отойдешь, да только дорхот там. Ты же на себя не похож! Потому хватит! Давай, говори.
Растерянно почесав затылок, Санти понял, что Лек, вообще-то говоря, прав. Он и думать забыл об эмпатии, распространяющейся только на них самих, которой наградил их Радужный Дракон. Нет, при желании каждый из Пятерых мог легко считать чувства других людей, но только между ними самими эмпатическая связь была постоянной. Давно привыкнув, что краем сознания ощущает побратимов, Санти вскоре перестал обращать на это внимание. Но ведь они тоже ощущали его! А значит — были в курсе его отчаяния, метаний и всего прочего. Единый Создатель!
— Я скоро чокнусь, наставник… — уныло сказал он.
— С какой это стати? — изумился Лек.
— Грязные вещи делаю… — скривился Санти, яростно наматывая непокорный рыжий вихор на палец. — Подонком себя чувствую. Меня как надвое разрезали.
Меня как надвое разрезали. Понимаю, что по-другому нельзя, но…
— Что еще за «но»?
— Почти каждый мой поступок, как императора, можно назвать подлостью. И ты, и Маран учили нас совсем другому!
— Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду… — нахмурился Лек. — Поясни.
— Что здесь пояснять? — скривился сгорбившийся Санти. — Взять хоть нартагальского принца. Умирает ребенок, спасти которого — раз плюнуть. А я жду его смерти с нетерпением, мне его смерть нужна, чтобы возвести на престол Эхе. Это ли не подлость?
— Подлость… — вздохнул Лек. — С житейской точки зрения. Но не с точки зрения императора. Если принц останется жить, продолжится война, и погибнут тысячи других детей. Так не большей ли подлостью будет вылечить его?
— Умом-то я все это понимаю… Умом, а душа болит. И противен сам себе. А как я заставил Эхе согласиться стать королем? Мерзость какая!
— Он сам мечтал изменить порядки в своей стране, — примиряюще произнес Лек. — Ты дал ему такую возможность.
— Я его в грязь окунул! — сжал кулаки император. — В такую же, в какой сам! Я не могу так больше, Лек… Я же человек, а не сволочь… Да за что же мне все это?!
Санти вцепился в свои волосы и принялся раскачиваться, из его глаз текли слезы, беднягу трясло. Горец смотрел на эту неприглядную картину, закусив губу, и напряженно размышлял. Дело-то серьезное, парень на грани срыва. А что будет, если император с его нечеловеческой силой сорвется? А ничего хорошего — такого наворотит, что не дай Единый. Он прекрасно понимал бывшего ученика и его сомнения, сам не раз испытывал подобные, но сумел понять, что ради жизни и счастья других людей, которые на него надеются, можно сделать многое. Даже то, что на первый взгляд кажется подлостью. Вопрос в мотиве поступка.
Однако нужно что-то предпринимать, император совсем плох. Только вот сам Лек вряд ли сумеет переубедить рыжего обормота. Особенно, когда тот в таком отчаянии. Беда еще, что он сам тоже сомневался, порой ему было тошно ничуть не меньше, чем Санти. Слишком многое из того, что считал прежде бесчестным, пришлось совершить горцу с момента, как он стал эльдаром. Но ведь цель благая… На память тут же пришли слова Марана: «Никогда еще цель не оправдывала негодных средств…» Лек окончательно растерялся.
Так что же делать? Как понять? Юноша не знал. Он продолжал растерянно смотреть на унылого императора. И что здесь скажешь, когда сам сомневаешься? Но ведь если не остановить всю эту сволочь, вокруг же ад воцарится! А останавливаешь, оглядываешься и вдруг понимаешь, что по дороге уподобился им. Или не уподобился? А дорхот его знает!
Только все равно нужно что-то делать с отчаянием Санти. Иначе парень с ума сойдет, в таком состоянии, как он сейчас, это очень даже просто. Но сам Лек здесь ничем не поможет, опыта просто не хватит. Что тогда остается? Разве только посоветоваться со старыми, мудрыми, опытными людьми. Другого выхода горец не видел. А с кем? С Керталом? Возможно. Или с Ланигом? Нет, у того слишком специфический опыт. А вот с отцом Теларином не помешает — хороший священник здесь может помочь больше чем кто бы то ни было.