— Да нет, что ты! Просто я не знаю, как я буду…
— Брось, все будет нормально. Ты же жареную курицу ешь, верно? Или телятину там, свинину? Они тоже раньше живые были, эти коровы?свиньи, просто человек смертный?то по сути своей хищник. Не психуй раньше времени. Выпей еще вина, не бойся, вампиры от кагора не пьянеют.
Женя докурил последнюю сигарету и скомкал пустую пачку. Ляля устала, слушала, опираясь локтем на подушку, уже полулежа — Женя отметил, что его кровь окончательно прижилась в ее жилах: Лялино личико вытянулось, стало аристократически бледным, веснушки пропали, глаза приобрели острый яркий блеск и легкий кошачий раскос, волосы отсвечивали платиново?белым… Лялин возраст растворился в крови вампира — теперь уже непонятно, пятнадцать лет или сто пятьдесят, с виду, конечно: ночное божество, сумеречный эльф, непорочная прелесть опочившей отроковицы.
Женя докурил последнюю сигарету и скомкал пустую пачку. Ляля устала, слушала, опираясь локтем на подушку, уже полулежа — Женя отметил, что его кровь окончательно прижилась в ее жилах: Лялино личико вытянулось, стало аристократически бледным, веснушки пропали, глаза приобрели острый яркий блеск и легкий кошачий раскос, волосы отсвечивали платиново?белым… Лялин возраст растворился в крови вампира — теперь уже непонятно, пятнадцать лет или сто пятьдесят, с виду, конечно: ночное божество, сумеречный эльф, непорочная прелесть опочившей отроковицы. Настоящий вампирчик.
— Царица ночи, — сказал Женя хмуро — и вдруг случайно улыбнулся.
Ляля поставила бокал на край стола. Потерла глаза. И села, чтобы обнять Женю за шею.
— Знаешь, что? Ты не переживай, — сказала она очень серьезно. — Я буду стараться, чтобы все получилось. И даже кроличью кровь пить. Я у тебя останусь, да?
— Да, — грустно сказал Женя и опять опустил глаза.
— Ты не хочешь, да?
— Нет, я хочу, просто…
— Ничего и не просто. Если бы не ты, меня бы убили и все. И не… не грусти, пожалуйста.
Женя почувствовал, что Ляля тоже приняла решение.
— Ты теперь?то позвонишь домой?
— Ага, — сказала Ляля.
Взгляд у нее сделался острым и живым. Женя вдруг подумал, что она может быть настоящей плутовкой. Когда захочет. И что она куда шустрее, чем ему показалось.
Он принес из прихожей телефон.
Ляля набрала номер. Трубку взяли почти сразу же. Все, как полагается: «Мерзавка. Немедленно домой. Немедленно».
— Мама, я не могу прийти, — сказала Ляля, и ее лицо вдруг заледенело, как у вампира из клуба. — Я уже мертвая.
На другом конце провода разразились целой бурей эмоций. «Мерзавка» и «ты у меня еще получишь» Женя расслышал так явственно, будто Лялин оппонент стоял в его комнате.
— Ты не поняла? — в Лялином голосе вдруг послышалось что?то очень странное, почти веселое. — Я умерла! Меня убили! По?настоящему убили! Как ты всегда говорила! Чужой мужик с ножом — потому что я поздно возвращалась! Ты все говорила правильно! И я теперь мертвая и больше никогда не приду!
Она медленно положила кричащую трубку на рычаг и повернулась к Жене с выражением мстительной радости.
— Злюка отвратительная, — сказал Женя, которому почему?то начало передаваться то же самое чувство. — Крыска неприятная. Тебе не стыдно?
— Нет, — сказала Ляля. — Почему? Я же сказала правду.
— Хорошие девочки с мамами разговаривают мягко и вежливо, — сказал Женя, скорчив менторскую мину.
— Это когда мамы разговаривают мягко и вежливо. И вообще — это живые девочки, — закончила Ляля с победоносным видом и зевнула.
Женя встал со стула.
— Нам уже давно спать пора, — сказал он. — Вампиры спят днем. Ты подымись на секундочку, я покрывало сниму, а то на нем кровь. Тебе удобно на тахте? Класс, спи пока там, а я буду в спальнике. Потом раскладушку купим.
Женя свернул покрывало в небрежный узел. Вытащил из шкафа спальный мешок. За стеной затрещал будильник, завозились, стукнули, затопали.
— Соседи проснулись? — спросила Ляля.
— Они…
Шаги переместились из комнаты в коридор и кухню, на кухне бесцеремонно забренчали посудой, включили воду… Женя раздраженно мотнул головой.
— Барыня Нина Петровна изволили встать… черт…
— Ничего, — сонно сказала Ляля. — Я все равно усну — спать так хочется…
— Конечно, спи, сестра…
«Барыня Нина Петровна» переместились в ванную.
— Я все равно усну — спать так хочется…
— Конечно, спи, сестра…
«Барыня Нина Петровна» переместились в ванную. Щелкнули выключателем — и сипло, но громко выматерились, а уже через минуту грохотали кулаком в Женину дверь.
— Женька, мать твою ити, скажи своей бабе, пусть тряпки в кровище из ванны заберет! Совсем, туды т твою…
Женя в сердцах швырнул на пол постельное белье и выскочил в коридор, грохнув дверью. Через секунду Ляля услышала рык, от которого по коже пробежал мороз, и звук, похожий на металлический лязг захлопнувшихся створок капкана, а сразу за этим — хриплый вопль. Потом стало очень тихо.
Женя вошел в комнату с ворохом окровавленного тряпья. Он улыбался самой дружеской улыбкой.
— Ты ее — что? — шепотом спросила Ляля.
— Ничего, — Женя усмехнулся. — Так, пугнул немножко, чтобы не орала матом с утра пораньше и при порядочных людях. Но ты?то не боишься, правда?
Ляля улыбнулась в ответ и кивнула. По кухне порхали эфирные феи, не касающиеся пола, едва ощутимые, почти беззвучные. Ляля хихикнула и свернулась, не раздеваясь, на тахте уютным клубочком. Женя вздохнул, запер дверь в комнату на замок и расстелил спальник…