— Ты пришел, Патил. Я очень этому рада. Конан стиснул зубы, чтобы не открыть рот от изумления. Золото, рубины и изумруды все еще украшали ее прическу, но те одежды, которые она носила до этого, сменились прозрачной материей из тончайшего газа. Она была покрыта тканью от шеи до щиколотки, и в то же время ее поза у лампы отбрасывала завораживающие, чарующие тени ее гибкого красивого тела, а сильный запах жасмина, исходивший от ее умащенной кожи, казалось, был самим символом безнравственности и коварства.
— Если бы это был Туран, — сказал он наконец, обретя дар речи, — или Замора, или Немедия, и в комнате были бы две женщины, одетые, как ты и твоя служанка, Алина была бы на свободе, а ты была бы рабыней. Для мужчины, разумеется, к его вящему удовольствию.
Виндра улыбнулась и прикоснулась пальцем к губам.
— Как глупо со стороны этих женщин давать возможность своим рабыням затмевать их красоту. Но если ты хочешь увидеть Алину, я прикажу ей танцевать для тебя. Боюсь, что, кроме нее, у меня нет больше других девушек-танцовщиц. В отличие от Карима Сингха и других мужчин, я не считаю их такой уж необходимостью.
— Я с гораздо большим удовольствием увидел бы, как ты пляшешь для меня, — сказал он ей, и она тихо засмеялась.
— Вот этого не увидит ни один мужчина.
И в то же время она обвилась руками в воздухе и подняла их, как настоящая танцовщица, и одно это заставило пересохнуть горло Конана. Ткань почти не скрывала ее округлые бедра и острую грудь.
— Я хотел бы хлебнуть немного вина, — сказал он хрипло.
— Разумеется. Алина, принеси вина и сладостей. Но сядь, Патил. Отдохни.
Она легонько толкнула его на подушки из шелка и бархата. Он так и не понял, каким образом ей это удалось, так как ей пришлось поднять свои маленькие руки, чтобы положить их на его плечи, но он подозревал, что ее жасминовые духи имели к этому какое-то отношение. Он попытался обнять ее обеими руками, после того как она так соблазнительно наклонилась к нему, но она гибко ускользнула от него, как угорь, и откинулась на подушки в двух шагах от него. Он наполовину поднялся на локтях и принял бокал душистого вина от Алины. Бокал был таким же тяжелым золотым бокалом, как и тот, какой предложил ему вазам , но вместо аметистов он был украшен полированным кораллом.
— Вендия, похоже, очень богатая страна, — сказал он после того, как выпил вино, — хотя я еще не достиг ее, чтобы все это увидеть своими глазами.
— Это правда, — сказала Виндра. — А что еще тебе известно о Вендии, до того как ты попадешь туда?
— Вендийцы делают ковры, — сказал он, — и они опрыскивают духами свое вино и своих женщин.
— А что еще? — захихикала она.
— Женщины из пардхана считают большим позором обнажить свои лица, хотя обнажать все остальное считается в порядке вещей.
Эти слова вызвали откровенный громкий смех, хотя легкая краска выступила на лице Алины сквозь ее вуаль.
Эти слова вызвали откровенный громкий смех, хотя легкая краска выступила на лице Алины сквозь ее вуаль. Конану нравился смех Виндры, хотя он уже стал уставать от шуток и игры.
— Если не считать всего этого, Вендия, похоже, знаменита еще своими шпионами и асассианами-убийцами.
Обе женщины широко раскрыли в ужасе рты, и лицо Виндры побелело.
— Мой отец был убит катари . Как и отец Алины.
— Катари ?
— Это асассины, которыми так знаменита Вендия. Ты хочешь сказать, что даже не знаешь их имени. — Виндра покачала головой и содрогнулась от страха. — Они убивают людей, иногда за золото, иногда просто ради каприза, но всегда смерть жертвы посвящена жестокой, страшной богине Катар.
— Я где-то слышал это имя, — сказал он. — Где-то слышал…
Виндра презрительно фыркнула.
— Несомненно, что это имя сорвалось с губ мужчины. Это излюбленное проклятие у вендийских мужчин. Ни одна женщина не могла быть настолько глупой, чтобы назвать имя богини, посвященной вечной смерти и крови.
Она явно дрожала при этих словах, и он мог чувствовать, как она замыкается в себе от страха. Он быстро сменил разговор, переключившись на тему, куда более приятную для женских ушей. «Один из ее поэтов, несомненно, тут же сочинил бы подобающие к месту стихи», — подумал с горечью он, но вся поэзия, которую он знал, была переложена на слова песни, и большинство из них были такими, от которых могла покраснеть и портовая шлюха.
— Человек из твоей страны сказал сегодня что-то очень необычное, — сказал он медленно и произнес слова, которые не могли бы ее расстроить.
— Он сказал, что мои глаза выдают во мне порождение демона, пан-кора , как он его называл. Ты явно не веришь этому, иначе ты с криками ужаса бросилась бы бежать от меня, вместо того чтобы пригласить меня выпить глоток вина.
— Я могла бы в это поверить, — сказала она, — если бы не говорила со знающими людьми, которые сказали мне о далеких землях, где все мужчины — высокие силачи с глазами, которые горят, как сапфиры. И кроме того, я очень редко бегу от чего-либо с криком страха. — Легкая улыбка вернулась на ее лицо, и ее губы слегка дрогнули. — Конечно, если ты действительно утверждаешь, что являешься пан-кором , я никогда не сомневалась бы и в человеке, который зовет себя Патилом.