— Вообще-то Акиро и мне не очень нравился… — осторожно начал Малак.
— Он нам нужен. — Ответ Конана был краток и ясен. Он молча повернулся к Бомбатте, и тот прочел в глазах Киммерийца немой вопрос.
— Нет, варвар. Если это и есть тот человек, из-за которого мы проделали такой путь, то теперь это твои личные проблемы.
— Почему вы что-то обсуждаете, вместо того чтобы помочь несчастному человеку там внизу? — разозленно спросила Дженна.
— Мое дело — охранять тебя, дитя мое, — ответил Бомбатта. — Неужели ты думаешь, что я потащу тебя туда, поближе к этим дикарям, или оставлю здесь, где поблизости могут шляться их приятели.
Малак влез в разговор, обратившись к Конану:
— Мы, кстати, еще можем махнуть в Аренжун.
— Вперед, Малак, к Акиро.
Меч Конана легко скользнул в его руки; закатное солнце блеснуло красным светом по всей длине лезвия. Пришпорив коня, Конан полетел вниз по склону.
— Да поможет мне Донар, — закатив глаза, простонал Малак вслед Киммерийцу, — надо думать, эти ребята знают свое дело, раз смогли скрутить колдуна.
Бормоча молитвы еще полудюжине богов, Малак отвязал приготовленную для Акиро лошадь и поскакал вслед за другом.
Молча, без боевого клича, Конан ворвался в группу оборванцев с копьями. Их завывания и причитания заглушили даже стук копыт приближающегося коня. Стоявшие кучкой разлетелись в разные стороны. Лишь немногие, собравшись с мыслями, повернули копья в сторону незнакомца. Но Конан не стал тратить на них ни секунды. Троица, продолжавшая самозабвенно петь свою абракадабру, интересовала его больше. Несомненно, они творили какое-то колдовство, которое следовало немедленно остановить, чтобы спасти Акиро.
Стоявший в центре рухнул под копыта коня Конана со стоном и с треском ломаемых костей. Киммериец не испытывал никаких угрызений совести, напав сзади, без предупреждения. Это был не рыцарский поединок, а маленькая война; эти люди собирались расправиться с его другом, и он должен был остановить их так, как мог.
Человек справа выхватил из-под складок одежды кинжал. Киммериец невольно содрогнулся от ужаса: его противник оскалил рот, зубы в котором были сточены каким-то инструментом в форме клыков. А под этой мерзкой пастью висело ожерелье из высушенных человеческих рук. Маленьких, детских ладошек.
Первым звуком, который издал Конан с того момента, как бросился вниз по склону, стал крик ярости, раздавшийся вместе с ударом меча, вошедшим в эту оскаленную пасть.
Руки жертвы поднялись к лицу, словно пытаясь удержать разваливающиеся кости черепа. Кровь фонтаном била сквозь растопыренные пальцы, покрывая кровавыми пятнами белоснежное одеяние.
Больше у Конана не было времени, чтобы рассмотреть этого колдуна, или кем там он еще был; его третий приятель, похоже, сам куда-то исчез. Но шок, заставивший остолбенеть толпу их спутников, прошел, и теперь они были готовы рассчитаться с дерзким незнакомцем.
Первое направленное на него копье Конан перехватил за середину, проткнув в следующий момент мечом горло державшего его человека. Древком он отбил другое копье, одновременно перерубив мечом еще одно. Схватив обрубок, он изо всех сил ткнул наконечником в лицо одному из нападавших. Стальной треугольник вошел в череп точно между глаз.
Трое противников погибли в мгновение ока. Остальные отступили. Конечно, они могли просто задавить его численным превосходством, но при этом многим суждено было умереть. Понимая это, никто не хотел лезть вперед. Они нервно передвигались, то прячась за спины друг друга, то выступая вперед; на их лицах ясно был виден страх, смешанный со стыдом за эту трусость.
Осторожно, не сводя глаз с медленно приближающихся противников, Конан слез с коня. Преимущество длинных и легких копий будет сведено на нет в ближнем пешем бою. Кроме того, их следовало лишить последнего преимущества, не считая их численного превосходства: права напасть первому. Конан присмотрел слабейшее место в надвигающейся цепи и приготовился к броску.
Вдруг рядом с его плечом пролетел огненный шар, вонзившийся в голову одного из наступавших и взорвавшегося с треском разрываемых костей.
Несмотря на все свое самообладание, Конан подпрыгнул на месте. Затем он оглянулся. За костром стоял кривляющийся, гримасничающий, как клоун, Малак. Рядом с ним Акиро, во все еще дымящихся кожаных штанах и закопченной коричневой тунике, молча шевелил губами, читая какое-то заклинание. Сухие, словно покрытые пергаментом, руки совершали непонятные движения. Вдруг раздался хлопок ладоней на уровне груди, и между ними возник еще один огненный шар. Этот плод магии проделал тот же фокус с еще одной жертвой. Двух трупов с дымящимся обрубком вместо головы вполне хватило, чтобы охладить пыл наступавших и обратить их в бегство. Их крики долго еще доносились из сгустившихся вечерних сумерек.
— Мерзкие, полудохлые, вонючие верблюды! — кричал им вслед Акиро. Его седые волосы и длинные усы просто стояли дыбом от гнева. — Я их проучу, еще внуки их внуков будут со страхом произносить мое имя. Я заморожу кровь в их жилах, а их кости превращу в мягкий студень.
— Акиро, — окликнул его Конан. Малак внимательно слушал продолжающуюся череду проклятий, даже повторяя кое-что про себя, чтобы лучше запомнить.