— Врешь, паскуда.
— Не обзывай меня.
— Врешь, паскуда.
— Не обзывай меня, Джул. — Под высокой луной глаза его похожи на клочки белой бумаги, прилепленные к продолговатой дыне.
После ужина Кеш начал потихоньку потеть.
— Немного горячая, чувствую, — он сказал. — Видно, потому, что солнце весь день на нее светило.
— Хочешь, обольем ее водой? — спрашиваем мы. — Может, полегче станет.
— Вот спасибо, — говорит Кеш. — Видно, потому, что солнце на нее светило. Надо было мне догадаться прикрыть ее.
— Нам надо было догадаться, — говорим мы. — Откуда же ты мог знать.
— Я даже не заметил, что горячеет, — сказал Кеш. — Надо было прислушиваться.
Мы облили ее водой. Нога ниже цемента — как ошпаренная.
— Полегчало? — спросили мы.
— Спасибо, — сказал Кеш. — Хорошо стало.
Дюи Дэлл вытирает ему лицо подолом платья.
— Попробуй поспать немного, — говорим мы.
— Ага, — говорит Кеш. — Большое спасибо. Теперь хорошо.
Джул, говорю я. Кто был твоим отцом, Джул?
Черт бы тебя взял. Черт бы тебя взял.
ВАРДАМАН
Она была под яблоней, мы с Дарлом пошли при луне, кошка спрыгнула и убежала, а мы слышим, как она разговаривает за досками.
— Слышишь? — Дарл говорит. — Приложи ухо.
Я приложил ухо и слышу ее. Только не разберу, что она говорит.
— Дарл, что она говорит? С кем она разговаривает?
— Она разговаривает с Богом. Зовет Его, чтобы Он помог.
— Чтобы Он как помог? — спрашиваю я.
— Чтобы Он спрятал ее от людских глаз, — говорит Дарл.
— Зачем, чтобы Он спрятал ее от людских глаз, Дарл?
— Чтобы могла расстаться с жизнью.
— Зачем расстаться с жизнью, Дарл?
— Слушай, — говорит Дарл. Мы ее слышим. Мы слышим, как она повернулась на бок. — Слушай, — говорит Дарл.
— Она повернулась. Она смотрит на меня через доски.
— Да, — говорит Дарл.
— Дарл, как она может видеть через доски?
— Пошли, пусть полежит спокойно. Пошли.
— Она сюда не может видеть, дырки?то наверху. Как она может видеть, Дарл?
— Пойдем посмотрим, как там Кеш, — говорит Дарл.
А что я видел, Дюи Дэлл не велела никому говорить.
Кеш болеет от ноги. Днем мы чинили ему ногу, но он опять от нее болеет, лежит на кровати. Мы обливаем ему ногу водой, и ему хорошо.
— Теперь хорошо, — говорит Кеш. — Спасибо вам.
— Попробуй поспать, — говорим мы.
— Теперь хорошо, — говорит Кеш. — Спасибо вам.
А что я видел, Дюи Дэлл не велела никому говорить. Это не про папу, и не про Кеша, и не про Джула, и не про Дюи Дэлл, и не про меня.
Мы с Дюи Дэлл будем спать на тюфяке. Он на задней веранде, откуда нам виден сарай, а луна светит на половину тюфяка: будем лежать наполовину в белом, наполовину в черном, луна будет нам на ноги светить. И я подгляжу, где они бывают ночью, когда мы в сарае. Сегодня ночью мы не в сарае, но сарай мне виден, и я узнаю, где они бывают ночью.
Мы лежим на тюфяке, луна светит нам на ноги.
И я подгляжу, где они бывают ночью, когда мы в сарае. Сегодня ночью мы не в сарае, но сарай мне виден, и я узнаю, где они бывают ночью.
Мы лежим на тюфяке, луна светит нам на ноги.
— Смотри, — я говорю, — у меня ноги черные. И у тебя ноги черные.
— Спи, — говорит Дюи Дэлл.
Джефферсон далеко.
— Дюи Дэлл…
— Если сейчас не Рождество, почему же он там будет?
Он бегает кругом по блестящим рельсам. И рельсы блестящие бегут кругом и кругом.
— Что там будет?
— Поезд. В окне.
— Спи, давай. Если он там — завтра увидишь,
Может, Дед Мороз не знает, что они — городские ребята.
— Дюи Дэлл.
— Спи давай. Он его не отдаст городским ребятам. Он был за стеклом, красный на рельсах, а рельсы блестели кругом и кругом. Сердце от него закололо. А потом были папа, Джул, и Дарл, и сын мистера Гиллеспи. У сына мистера Гиллеспи из?под ночной рубашки видны ноги. Когда он идет под луной, ноги пушистые. Они идут вокруг дома к яблоне.
— Дюи Дэлл, что они будут делать?
Они шли вокруг дома к яблоне.
— Она пахнет, — говорю я. — И тебе пахнет?
— Тс?с, — говорит Дюи Дэлл. — Ветер переменился. Спи.
Скоро узнаю, где они бывают ночью. Они выходят из?за дома, идут под луной по двору, несут ее на плечах. Относят ее в сарай, луна светит на нее тихо и слабо. Потом они выходят и возвращаются в дом. Пока они шли под луной, ноги у сына мистера Гиллеспи были в пуху. Потом я подождал и сказал Дюи Дэлл. Потом подождал, а потом пошел смотреть, где они бывают ночью, — а что я видел, Дюи Дэлл не велела никому говорить.
ДАРЛ
Посреди темного дверного проема он будто материализуется из темноты — в нижнем белье, поджарый, как скаковая лошадь; на нем лежит отсвет разгорающегося пламени. С яростно?изумленным лицом он спрыгивает на землю. Он увидел меня, хотя не повернул головы и даже не повел глазами: зарево плавает в них как два маленьких факела.
— Давай, — и длинными скачками несется вниз по склону к сараю. Он бежит, серебряный под луной, и вдруг обрисовался четко, как плоская жестяная фигура: в беззвучном взрыве весь сеновал вспыхнул разом, словно там держали порох. Треугольный фасад с квадратным проемом двери, в котором, как кубистический жук, сидит угловатый гроб на низких козлах, выступил рельефно. Сзади из дома выскакивают папа, Гиллеспи с Маком, Дюи Дэлл и Вардаман.
Ссутулясь, он останавливается возле гроба и с яростью смотрит на меня. Пламя у него над головой гремит; по двору проносится холодный ветерок: в нем еще нет жара, но горсть половы вдруг взвивается в воздух и летит по проходу мимо стойл, где кричит лошадь.