Дарл смотрел на меня, а потом Кеш обернулся и посмотрел с таким выражением, как в тот вечер, — будто примерял в уме к ней доски, прикидывал длину, а тебя не спрашивал, что ты думаешь, и как бы даже не собирался слушать, если вдруг сам захочешь сказать, но на самом?то деле слушал. Джул не пошевелился. Он сидел на коне, чуть подавшись вперед, а лицо у него было такое же, как вчера, когда они с Дарлом проезжали мимо моего дома, возвращались за ней.
Он сидел на коне, чуть подавшись вперед, а лицо у него было такое же, как вчера, когда они с Дарлом проезжали мимо моего дома, возвращались за ней.
— Если бы его не залило, мы бы могли переехать, — говорит Анс. — Переехали бы на ту сторону.
Иногда через затор протискивалось бревно и, поворачиваясь, плыло дальше, а мы наблюдали, как оно подплывает к тому месту, где был брод. Оно задерживалось, вставало поперек течения, на секунду высовывалось из воды, и по этому ты догадывался, что брод был здесь.
— Ничего не значит, — я говорю. — Может быть, там намыло зыбучего песку. — Мы наблюдаем за бревном. Девушка опять смотрит на меня.
— А Уитфилд там переправился, — говорит она.
— Верхом, — отвечаю. — И три дня назад. С тех пор на полтора метра поднялась.
— Если бы мост не закрыло, — говорит Анс.
Бревно высовывается и плывет дальше. Много сора и пены, и слышно воду.
— А его закрыло, — говорил Анс.
Кеш говорит:
— Если осторожно, то можно перебраться по доскам и бревнам.
— Но перенести уж ничего не сможешь, — говорю я. — И кто его знает, может, только ступишь, вся эта свалка тоже тронется. Как думаешь, Дарл?
Он смотрит на меня. Ничего не говорит; только смотрит чудными глазами — из?за этого взгляда люди о нем и судачат. Я всегда говорю: не в том дело, что он выкинул, или сказал, или еще чего?нибудь, а в том, как он на тебя смотрит. Вроде внутрь к тебе залез. Вроде смотришь на себя и на свои дела его глазами. Снова чувствую, что девушка взглянула на меня так, словно я собираюсь ее потрогать. Она говорит что?то Ансу. «…Уитфилд…» — говорит она.
— Я дал ей обещание перед Господом, — Анс говорит. — Я думаю, беспокоиться не надо.
Но не трогается с места. Мы сидим над водой. Еще одно бревно выбирается из затора и плывет вниз; мы наблюдаем, как оно застревает и медленно поворачивается там, где был брод. Потом плывет дальше.
— Может, завтра к вечеру спадать начнет, — говорю я. — Потерпели бы еще день.
Тут Джул поворачивается на коне. До сих пор он не шевелился, а сейчас поворачивается и смотрит на меня. Лицо у него как бы с зеленцой, потом делается красным, потом опять зеленеет.
— Иди отсюда к чертовой матери, — говорит он, — паши там. Какого черта ты за нами таскаешься?
— Я ничего плохого не хотел сказать.
— Замолчи, Джул, — говорит Кеш. Джул опять смотрит на воду, желваки вздулись, лицо — то красное, то зеленое, то красное. — Ну, — немного погодя говорит Кеш, — что делать собираешься?
Анс не отвечает. Сидит сгорбившись, жует губами.
— Если бы не залило, могли бы переехать, — говорит он.
— Поехали, — говорит Джул и трогается с места.
— Погоди, — говорит Кеш. Он смотрит на мост. Мы смотрим на Кеша — все, кроме Анса и дочки. Они глядят на воду. — Дюи Дэлл, Вардаман и папа, вы идите пешком по мосту, — говорит Кеш.
— Вернон может их проводить, — говорит Джул. — А мы пристегнем его мула перед нашими.
— Моего мула ты в воду не поведешь, — говорю я.
Джул смотрит на меня. Глаза — как осколки тарелки.
— Я плачу тебе за мула. Прямо сейчас покупаю.
— Мой мул в воду не пойдет, — говорю я.
— Джул с конем своим идет, — говорит Дарл. — Почему ты за мула боишься, Вернон?
— Замолчи, Дарл, — говорит Кеш.
— И ты, Джул, оба замолчите.
— Мой мул в воду не пойдет, — говорю я.
ДАРЛ
Он сидит на коне, свирепо глядя на Вернона, лицо у него покраснело от подбородка до корней волос, глаза светлые, жесткие. В то лето, когда ему было пятнадцать лет, у него сделалась спячка. Однажды утром я пошел кормить мулов и увидел, что коровы еще не выгнаны; потом услышал, что папа вернулся к дому и зовет его. Когда мы возвращались завтракать, он прошел мимо нас с молочными ведрами, спотыкаясь, как пьяный, а когда мы запрягли мулов и выехали в поле, он только доил. Мы поехали без него, а он и через час не появился. Днем Дюи Дэлл принесла нам есть, и папа отправил ее искать Джула. Его нашли в хлеву: он спал, сидя на табуретке.
После этого папа стал приходить по утрам и будить его. Джул засыпал над ужином, а после сразу шел спать, и, когда я ложился в постель, он лежал там как мертвый. И все равно папе приходилось будить его по утрам. Джул поднимался, но ничего не соображал: молча выслушивал папины упреки и жалобы, брал молочные ведра и шел в хлев; однажды я его там застал: он спал, привалившись головой к боку коровы, под выменем стояло наполовину полное ведро, а руки у него висели, в молоке до запястий.
После этого доить стала Дюи Делл. Он по?прежнему поднимался, когда папа его будил, делал, что мы ему велели, — как опоенный, и старался словно бы, и сам недоумевал.
— Ты захворал? — спрашивала мама. — Тебе нездоровится?
— Нет, — отвечал Джул. — Я здоров.
— Обленился просто, отца из себя выводит, — говорил папа, а Джул стоял и будто спал на ногах. — Так, что ли? — будил Джула, требовал ответа.