— Мадам, — повторил Боуман, — прекрасна. — Затем вернулся к прежней манере разговора: — Сколько стоит? В швейцарских франках. Вы принимаете швейцарские франки?
— Конечно!
Хозяйка магазина позвала помощницу, которая начала подсчитывать сумму, в то время как она сама принялась упаковывать одежду Сессиль.
— Она упаковывает мою одежду, — произнесла Сессиль встревоженно. — Не могу же я выйти на улицу в этом наряде!
— Конечно можешь! — Боуман хотел произнести эти слова с чувством и убедительно, но получилось как?то казенно, и он даже не смог посмотреть ей в глаза. — Сейчас же праздник.
— Мсье абсолютно прав, — сказала хозяйка магазина. — Сотни молодых арлезианок одеваются в такие наряды в это время года. Всем это нравится.
— Да и для бизнеса это неплохо. — Боуман взглянул на счет, который ему вручили: — Две тысячи четыреста швейцарских франков. — Он извлек три банкнота достоинством в тысячу франков каждый из пачки денег Кзерды и передал хозяйке магазина.
— Он извлек три банкнота достоинством в тысячу франков каждый из пачки денег Кзерды и передал хозяйке магазина. — Сдачи не надо.
— Мсье слишком добр!
По ее изумленному виду Боуман догадался, что жители Арля не очень щедры на чаевые.
— Как нажито, так и прожито, — сказал он философски и вывел Сессиль из магазина.
Сев в машину, они не проехали и двух минут, как Боуман снова остановился в почти безлюдном месте. Сессиль вопросительно взглянула на него.
— Моя косметичка, — объяснил он. Достал свой чемодан с заднего сиденья и вытащил маленький черный, закрывающийся на молнию кожаный футлярчик. — Никогда не путешествую без нее.
В ее взгляде появился особый интерес:
— Мужчины не пользуются косметикой.
— Я пользуюсь. Ты увидишь почему.
Двадцать минут спустя, когда они стояли возле портье самого большого отеля в Арле, она поняла причину. Боуман и Сессиль были одеты точно так же, как после посещения магазина готового платья, но выглядели иначе. Цвет лица Сессиль, а также шея и кисти рук стали намного темнее. Губы были ярко накрашены, ресницы и брови подведены тушью, а веки подведены голубыми тенями. Лицо Боумана приобрело темно?кирпичный цвет, как у хорошо загорелого местного жителя; только что приобретенные усы бросались в глаза.
Портье вернул ему паспорт.
— Ваш номер готов, мистер Паркер, — сказал он. — Это миссис Паркер?
— Не задавайте глупых вопросов, — ответил Боуман, взял Сессиль за ставшую вдруг каменной руку и пошел вслед за посыльным к лифту.
Когда они вошли в номер, Сессиль неодобрительно взглянула на Боумана:
— Тебе пришлось представить меня портье? Как свою жену?
— Посмотри на свои руки.
— А чем тебе не нравятся мои руки, за исключением того, что грим сделал их отвратительными?
— Нет обручальных колец.
— О!
— Возможно, для тебя «О!». Но опытный портье замечает такие вещи автоматически, вот почему он спросил. И его могут спросить о подозрительных парах, зарегистрировавшихся сегодня. С криминальной точки зрения мужчина с любовницей автоматически вне подозрений: предполагается, что у него совсем другие заботы.
— Не стоит говорить…
— Поговорим о птичках и пчелках попозже. Между прочим, было бы неплохо, если бы ты доверяла мне. Мне нужно ненадолго уйти. Прими ванну, но не смывай грим с рук, лица и шеи. У меня его осталось очень немного.
Сессиль взглянула в зеркало, подняла руки и внимательно осмотрела их:
— Но каким чудом я приму ванну, не…
— Я помогу тебе, если хочешь, — предложил Боуман.
Она зашла в ванную комнату и заперла за собой дверь. Боуман спустился вниз и потоптался немного возле телефонной будки в вестибюле, задумчиво потирая подбородок. Телефон был без диска, а это означало, что все исходящие звонки проходят через коммутатор. Он вышел на улицу, залитую ярким солнечным светом.
Даже в этот ранний час бульвар де Лио был многолюден. Ни любителей достопримечательностей, ни туристов — только местные торговцы, установившие буквально сотни лотков на широких тротуарах бульвара. Проезжая часть тоже была переполнена разнообразным транспортом, от тяжелых грузовиков до ручных тележек. И с тех и с других разгружали огромное количество всевозможных товаров: продукты, одежду, яркие сувениры, безделушки и бесконечные букеты цветов.
Боуман вошел в почтовое отделение, выбрал пустую телефонную будку, опустил деньги и назвал номер телефона Уайтхолла в Лондоне. Ожидая ответа, вытащил записку, найденную в кибитке Кзерды, и расправил ее перед собой.
По меньшей мере сотня цыган стояла на коленях на поросшей травой поляне, перед ними служил молебен одетый в черную рясу священник.
Когда он опустил руку, отвернулся и направился к небольшой черной палатке, установленной поблизости, цыгане поднялись и стали медленно двигаться к своим кибиткам, оставленным у дороги в нескольких милях к северо?востоку от Арля. Позади кибиток смутно вырисовывались очертания древнего монастыря Монмажур.
Особенно привлекали внимание кибитка, окрашенная в зеленый и белый цвета, где жила мать Александре и три девушки?цыганки, кибитка Кзерды, которую теперь буксировал трак ярко?желтого цвета, и импозантный зеленый «ролле?ройс» ле Гран Дюка. Крыша кабриолета была опущена, так как утро стояло жаркое. Девушка?шофер без головного убора — явный признак того, что сейчас она не на службе, — стояла с Лилой около машины. Ле Гран Дюк, развалившись на заднем сиденье, освежался каким?то напитком из открытого бара и безучастно посматривал вокруг.