Софья подумала о том, что сын вернется с работы только утром и у нее, в общем-то, нет помех для очередной (причем совсем не частой) попытки разнообразить свою личную жизнь, которая, между прочим, уже многие годы (как не хочется даже себе в этом сознаваться!) является едва ли не образцом воздержания от плотских утех.
Она только попросила гостя подождать, пока переоденется. Выходя, женщина успела заметить, что Лев встал, еще раз, но уже достаточно бегло осмотрелся и подошел к окну, где продолжал гордиться своей недолгой красой букет кремовых роз, присланный, в чем она теперь уже не сомневалась, не кем иным, как этим улыбчивым, но осторожным мужчиной, букет, за который она его, кстати, еще до сих пор не поблагодарила.
Софья закрыла за собой дверь и не увидела того, как Лев пристально взглянул на свой дар, молниеносным движением тонких, но необычайно сильных пальцев осторожно зафиксировал стебель одной из красавиц и извлек из сердцевины цветка крохотный темный предмет, благодаря которому прослушал и записал всю сегодняшнюю встречу выпускников 8 «Б» класса и даже свой собственный визит.
* * *
Морошкина стояла в ванной у зеркала и оценивала — пригодна ли ее внешность для ночных развлечений: прическа не развалилась, тушь — на месте, помада — тоже, нос и лоб не блестят. Наверное, надо слегка пшикнуть дезодорантом под мышки, а духами освежить шею.
Давно ли она вот так же суетилась перед встречей с Ваней Ремневым? И чем все это кончилось? Чего она в итоге добилась? И что теперь с бедным парнем творится? Разве не правильно ей мать-покойница повторяла: надо менять характер! А как Ванечка с ней гениально простился?!
Мне больше нечего добавить:
Я просто молча удалюсь,
Но от любви своей избавить
Я никогда не поклянусь.
Глава 10. Хозяйка потеряшек
— Спасибо тебе, Ангелок, за доставку. — Следова оперлась на руку, заботливо подставленную Шмель, и, бурно вздыхая, высвобождала свое малопослушное тело из уютного салона золотой «десятки», припаркованной прямо у ее подъезда.
— А ты ко мне не зайдешь? — Инвалидка гостеприимно улыбнулась. — Ты не бойся, мои зверушки не кусачие.
— Я не боюсь, Вика, у меня просто на шерсть аллергия. — Шмель слукавила, потому что на самом деле имела другие причины для отказа посетить гостиницу для потеряшек.
— Ну так ты только на них посмотришь, и все. А если тебе кто приглянется — бери на здоровье! Это ведь святое дело — спасти своего меньшого брата. — Проявляя свое обычное, характерное для детдомовцев, а тем более для инвалидов гостеприимство, Следова искренне не понимала отказа своей одноклассницы. Это ведь так радостно и приятно — общаться со зверьем, ощущать привязанность и ласку четвероногих. — Привезешь щенка или котенка в свой приют, знаешь, как ребятишки обрадуются, — шуму будет на всю ночь!
— Да у нас шуму и без того, хоть пробки в уши забивай! — Стоя в парадной, Шмель невольно принюхивалась к миазмам, исходящим от квартиры Следовой. — Я тебе, Вика, как-нибудь фотокамеру передам, ты на нее своих зверушек наснимаешь, вот я с ними заочно и познакомлюсь, ладно?
— Ну как хочешь, Ангелок, а то постой здесь, только двери на улицу прикрой. Я к тебе выпущу тех, которые посмирнее, ты хоть так с ними повидаешься. — Следова боком поднималась по ступенькам, с трудом штурмуя свой бельэтаж. — Я сама только недавно поняла, что в них прячутся людские души. Еще не знаю, правда, как все это происходит, да и что дальше бывает, но, представляешь, я в некоторых буквально узнаю кого-то из умерших. У меня один кот — просто наш врач-анестезиолог: я его по имени-отчеству окликаю, так он от этого сразу смущается, а вот ответить и объяснить свое положение не может. А птичка есть, канареечка без лапки, так прямо одна дама из собеса. Она меня раньше недолюбливала, а теперь, когда в пернатую переселилась, из моих рук ест.
А птичка есть, канареечка без лапки, так прямо одна дама из собеса. Она меня раньше недолюбливала, а теперь, когда в пернатую переселилась, из моих рук ест.
Шмель не раз поражало то, как Вика умудрялась запоминать всех врачей, медсестер, санитарок, воспитателей и других больных. Со многими она заводила знакомства, переходящие порой в приятные отношения, а иногда — в дружбу. Самое трогательное было то, что большинство из них, в особенности инвалиды, несмотря на собственную трудную, особенно в постсоветское время, судьбу, всегда интересовались положением своих друзей и в случае надобности старались прийти на выручку. К сожалению, за последние годы они привыкли встречать друг друга в основном на чьих-либо похоронах.
Мир инвалидов был особенным миром. Хоть они и различались на слепых, глухих, немых, опорников, инвалидов с детства и травматиков, полиомиелитиков, сердечников, диабетиков, бывших военнослужащих и многих других, их объединяло одно — все они становились лицами с «ограниченными возможностями», объединенными в «социально уязвимые слои населения». За этими большинству безразличными формулировками стояли жизни миллионов граждан некогда огромной и могучей страны, заботившейся о своих калеках, что многих из них даже несколько раздражало и казалось назойливым…