Конан тряхнул головой, отбрасывая с лица гриву черных густых волос. Не все ли ему равно! Сейчас нужно думать о том, как получить с Ючэна деньги за сделанную работу, а остальное его не касается.
Сунув пояс в мешок и накрыв пагоду крышей, киммериец неспешной походкой двинулся к балюстраде, чтобы спуститься по стене в том месте, откуда начал свое восхождение.
Аршак открыл глаза. Поначалу ему казалось, что вокруг царит непроглядный мрак, но постепенно тьма начала рассеиваться. Наконец он различил рядом с собой странно знакомое лицо с узкими глазами. Он хотел пошевелиться и тут же вспомнил: в саду, когда рассвирепевшая Зоэ мчалась к нему, заранее растопырив когти, кто-то подошел сзади, напустил ледяного холода, после чего он не смог больше двинуть ни рукой, ни ногой, точно провалился в мертвенное оцепенение.
Как будто угадав его мысли, незнакомец прошелестел:
— Ты свободен от чар и можешь шевелиться. Попробуй.
Аршак ощутил приступ страха. Он опасался, что навсегда останется неподвижным, как бревно, и боялся теперь даже попробовать согнуть палец.
И снова узкоглазый прочитал его мысли.
— Не бойся, — сказал он мягко, — говорю тебе, я снял чары. Ты проверь свою свободу, ты попробуй. Страх — это нормально, у всех после этого страх. Он проходит.
Аршак внезапно ощутил доверие к этому непонятному человеку, который, вне всякого сомнения, зачем-то заколдовал его, а теперь по столь же далекой от понимания причине снял свои чары. Бывший гвардеец согнул в коленях ноги и по-детски обрадовался тому, что мышцы подчинились, Повозившись немного, он сел и протер глаза.
Была ночь. Над головами у них шелестели деревья, и по этому звуку и пряному запаху листвы Аршак определив, где они находятся: в небольшом саду напротив дворца градоправителя.
Не слишком удачное место, подумал Аршак, однако говорить ничего не стал.
Маленький кхитаец внимательно наблюдал за ним. Потом спросил, дружелюбно улыбаясь:
— Ты Аршак, ты говорил это имя Конану.
— Правда, — Аршак удивлялся все больше и больше. — Разве ты был в той харчевне у Абулетеса, когда Бахтияр пытался арестовать похитителя диадемы?
— О да, да, — отозвался кхитаец, кивая. — Я был.
— Кто ты такой? — Аршак чувствовал, что теперь окончательно сбит с толку. Кхитаец ответил с таким видом, будто одно только его имя должно все объяснить.
— Я Ючэн, — сказал он, — я жрец богини Шан.
— Я не знаю такой богини.
— Это богиня моего народа. Далеко, в джунглях.
— Пресветлый Митра! Что же ты делаешь, в таком случае, в этом проклятом богами городе? Я думал, кроме воров, торговцев и взбесившихся от скуки, обжорства и разврата вельмож, тут никого не водится.
— Я пришел сюда за украденным у моей богини, — пояснил Ючэн.
— Хорошо, но при чем тут я? — Аршак слушал, широко раскрыв глаза. Он почти ничего не понимал из того, что говорил ему кхитаец.
— Мне нужен слуга, — без обиняков заявил Ючэн. — Ты лучше пойдешь со мной. Если ты поможешь Шан, мой народ даст тебе много-много хорошего. Деньги, красивые шелка. Будешь хорошо жить.
— Я не понимаю, — признался Аршак. — Почему, в таком случае, ты выбрал меня?
— У меня нет времени долго-долго выбирать. Ты честный и годишься в слуги. Конан тоже честный, но в слуги не годится. Другие нечестные. Я понятно говорю?
— Вполне. И что, в таком случае, я должен буду делать?
— Охранять меня. Не надо воевать. Если кто-нибудь приблизится злой, а я сплю — ты будишь меня. Кричишь: «Ючэн, вставай!» Этого довольно. И еще надо нести статую.
Ючэн жестом указал на темный продолговатый предмет, скрытый под покрывалом. Видимо, это и была статуя.
— Я скульптор, — сказал Ючэн. — Я сделаю новое тело для богини Шан. Она будет смеяться, и у нас выпадет разноцветная роса. Будет красиво. Она обрадуется. Люди тоже обрадуются.
Аршак боязливо покосился на статую, лежавшую на земле. Она подозрительно напоминала обыкновенный труп. Наконец он решился.
— Можно посмотреть?
— Конечно, конечно. — Казалось, Ючэна даже позабавила эта просьба. Он с готовностью снял покрывало, и в лунном свете перед Аршаком предстала фигура женщины, изваянная в полный рост. У нее были длинные волосы, уложенные кольцами надо лбом, большие миндалевидные глаза, изящных очертаний нос и крупный рот. Сложение женщины было достойна бойни: пышная грудь и непомерно узкая талия. Чуть-чуть широковатыми казались бедра, но это искупала идеальная форма длинных ног. Статуя была покрыта тонким слоем позолоты, таким нежным, точно золотой порошок стряхивали с крыльев бабочки.
— Хорошо — прошептал Аршак. Он наклонился поближе, всматриваясь в ее лицо. — Только… Я как будто видел ее раньше.
— Да, да, конечно, ты видел. Все видели.
Аршак вскинул глаза на скульптора.
— Ты лепил ее с этой чертовки Зоэ! — воскликнул он в удивлении. Неужели она согласилась позировать тебе? Не мог же ты ухватить ее черты после одной только встречи? Да и то ты наверняка мог видеть ее только в паланкине, лежа в грязи на обочине дороги, пока она проезжает ко дворцу градоправителя…
Кхитаец тихонько засмеялся.
— Я не лепил, — сказал он. — Это сама Зоэ.
Наступило молчание.
— Это сама Зоэ.
Наступило молчание. Потом Аршак переспросил: