«Пойдем!» — кольнуло в мозг.
И он пошел.
Пошел в темноту и неизвестность. Пошел на призрачный зов, не понимая ничего, но приготовившись ко всему. Кем или чем был корявый морщинистый карлик — галлюцинацией, наваждением? А может, это абориген, местный житель, туземец? Тогда почему он пропадает, когда нажмешь на глазное яблоко? Ведь это испытанный способ, которым можно отличить реальность от миража…
Нет, тут что?то другое.
Иван шел медленно, озираясь, выставив вперед руку, хотя особой нужды в этом уже не было — с каждым десятком шагов становилось светлее. Правда, свет был каким?то зыбким, мигающим, словно где?то далеко или высоко горели свечи на ветру. Только какие тут, в чуждом мире, свечи!
Пол шел под уклон и был он таким же холодным каменным заплесневелым как и стены. Местами из черных извивистых трещин торчали грибы?поганки на тонких немощных ножках. Грибы эти чуть светились. Но основной свет шел не от них. Иван почти неотрывно следил за показаниями индикатора опасности и анализатора — оба прибора молчали.
Но основной свет шел не от них. Иван почти неотрывно следил за показаниями индикатора опасности и анализатора — оба прибора молчали. Нет, здесь надо было больше полагаться на собственное чутье.
Впереди то появлялась, то исчезала в неровном свете карликовая тень. Иван шел следом, да и куда еще он мог идти в этом узком каменном, вытянутом в неизвестность мешке. Он уверял сам себя, что карлик — наведенный фантом, а следовательно, он сам обнаружен, его «ведут», он «под колпаком». Ощущение было не из приятных, но куда деваться! Ивану хотелось выругаться вслух и выкрикнуть в сумеречный туман: «Эй, вы! Выходите! Покажитесь, мать вашу! Хватит уже в прятки играть! Уж коли обнаружили лазутчика, выследили, так и берите, чего выжидаете?!» Но он знал, что криками и воплями не поможешь. Терпение, и только терпение!
Уклон становился все круче, пока не перешел сначала в пологие и достаточно ровные ступени, а потом и в крутые, кривые, разбитые. Карлик?фантом вел его вниз. Но куда? И как все это совместить с безразмерным живым брюхом, занимавшим, казалось, все недра планеты? Где теперь это брюхо? Может, оно за тыщу парсеков отсюда… Иван поймал себя на странной, непонятной ему самому мысли — почему за тысячу парсеков? ну почему? и откуда это уверенное, но какое?то подсознательное знание о шлюзах?! Ведь нигде ему никакие «шлюзы» отродясь не встретились: ни на Гадре, ни на Гиргее, ни на планете У, ни в Осевом пространстве… непостижимо! Они отняли у него что?то! Отняли очень важное и нужное именно здесь, именно теперь. Ну ничего, он еще вернется! Он вернется вопреки здравому смыслу и логике, вопреки всем законам жизни и смерти, он вырвется из проклятого мира планеты Навей… и тогда…
Приглушенный шум за спиной прервал размышления Ивана. Но он не обернулся, не сбавил шага, он знал — нельзя выдавать себя, реакция не подведет, он успеет собраться… Не успел! Первый удар обрушился на плечо — что?то тяжелое блестящее выбило сноп искр из обшивки скафандра, соскользнуло и опять взлетело вверх. Второго удара не было. Иван успел перехватить мертвой хваткой кисть нападавшего, рванул на себя — захрустели переломанные кости, что?то огромное черное с горящими желтыми зрачками повалилось на сырой пол, глухо рыча, роняя пену из пасти. Иван не смотрел вниз. Он держал в правой руке трофей — огромный тяжелый двуручный меч. Таким можно было запросто отмахнуть голову жеребцу?двухлетке или уготавру с Двойного Циклора. Меч был явно старинной, ручной работы — такой заслуживал особого внимания. Но рассмотреть антикварную вещь не дали. Дюжина черных расплывчатых теней медленно выбралась из кромешной тьмы в полумрак и неотвратимо надвигалась на Ивана полукольцом.
В лапе у каждой тени сумрачно посверкивало тяжелое железное оружие, заслуживающее не меньшего интереса, чем двуручный меч.
— Угхр?р?р?ыыыы?и.., — прохрипело снизу, и что?то мохнатое ткнулось в колено Ивану.
Он не взглянул вниз, некогда было. Выверенным движением Иван опустил ногу в кованном шипоребристом сапоге скафа на хребет поверженному противнику — и после того, как тот не понял «намека» и попытался было дернуться, резко нажал, с вывертом и растяжкой. Хребет затрещал, хрипы смолкли, под сапогом стало сыро и скользко.
Левая рука машинально вскинула лучемет, оставалось нажать на поблескивающий металлом спусковой крюк — и эта мохнатая свора… Нет, это не свора! Иван все прекрасно понимал. Животные не бьются мечами и боевыми топорами. Это люди! Он пристально всмотрелся, пытаясь в зарослях шерсти, спутанных волос различить лица. Не различил. Только злые огоньки глаз горели в полумраке. Тьфу! Какие это люди! Тринадцать против одного, не пытаясь понять, кто он, зачем он здесь?! Иван в таких случаях не любил миндальничать. Он прекрасно знал, что рассуждать о гуманизме и непротивлении можно очень долго, страстно и мудро, но лишь в удобном мягком кресле.
Поглядел бы он, как повели бы себя все эти умники?гуманисты в гадрианских джунглях, в компании звероноидов, или, к примеру, вот тут! Все это прокрутилось в его мозгу за долю секунды, за тот миг, пока палец, на спусковом крюке застыл, готовый для движения и в одну, и в другую сторону. Нет, он будет драться с ними их оружием! Лучемет покорно скользнул в заспинный клапан?чехол скафандра, еле слышно щелкнули фиксаторы.
— Ну, гостеприимные хозяева, давай, налетай! — бросил он мохнатым беззлобно, еще раз вскинул меч в руке, взмахнул им приглашающе, выделывая в сыром воздухе тройную рассекающе?обманную спиралепетлю. За последние годы он начал понемногу забывать спепприемы боевого фехтования. Вот он и представился прекрасный случай обновить навыки.