Бергер и Леонидов промолчали.
Бергер и Леонидов промолчали. Знакомый по прошлому посещению резиденции полковник четко козырнул и предложил следовать за собой.
— Его Величество сейчас на псарне, но скоро освободится. Прошу, господа.
— Никогда не понимал страсти к псовой охоте, — буркнул Данченко. — Чего хорошего? В любую погоду: дождь, ветер, снег — скачут по полям, орут, улюлюкают. Собаки лают, грязь из-под копыт… Язык-то непонятный какой-то: выжлятники, уборная псовина, подхват, кобель — поиместей, сука — порезвей, а в довес — ловкую на угонках.
— И не поймешь, — небрежно обронил Лиховцев, — тебе ж кабана под выстрел выводят, а подозреваю, мечтаешь, чтобы еще и мишень на нем рисовали. Иное дело, когда ты против зверя сам выходишь. Да зверя сильного, хищного, что и сам тобой закусить может. Великое дело, что жива еще старинная забава, — традиции должны быть незыблемы. А когда примешь волчину матерого на булат… — Лиховцев закатил глаза. — Эх, да что говорить. Даже сравнить не с чем.
Открытие сезона псовой охоты всегда обставлялось довольно пышно — приглашались иностранные послы, высшая аристократия. Усилиями многих поколений российских самодержцев псовая охота, все тонкости которой, казалось бы, были утеряны в начале двадцатого века, возродилась. И приобрела немалую популярность. Клубы любителей парфорсной охоты имелись и процветали во многих провинциях. Даже для тех, кто не имел возможности содержать собственную псарню, существовала возможность потешить молодецкую удаль. Множество турбаз во многих уголках империи предоставляли возможность поучаствовать в парфорсной охоте. Но императорская охота была делом совершенно особым. Побывать на открытии сезона значило войти в определенный круг лиц, вращающихся в высших государственных сферах, и аристократы, имеющие по две-три своры мелкотравчатые, и магнаты, держащие целые псарни борзых и гончих, старались всеми правдами и неправдами получить приглашение. Впрочем, случайных людей сюда не звали. Так что тем, кто хотел попытать счастья и войти в круг тех, кто может вот так запросто опрокинуть рюмку коньяку с Императором да и переброситься с ним парой-тройкой фраз (охотничье братство — дело совершенно особое, тут все со всеми запанибрата), вынуждены были осваивать сию опасную и суровую науку. Но никто особо не жаловался. Вполне достойный повод собраться и пообщаться. Ну не на этих же, как его, фэшнах или показах мод настоящей знати собираться? Тоже мне поводы — тьфу!
Мимо фонтана с грустными наядами прошли к правому крылу дворца. Полковник ввел их в приемный кабинет на первом этажа, предложил раздеться и подождать государя.
— Ловчий с весны обходил лес, обнаружил несколько логовищ. Его Величество обсуждает, на какое число назначать охоту, которую стаю первую поднимать, — пояснил он, козырнул и вышел из кабинета.
Над камином, в котором потрескивали сосновые поленья, висела голова сохатого с развесистыми рогами. На занимавшем полстены ковре расположились перекрещенные старинные ружья и две сабли с витыми гардами.
Данченко прошел к камину, протянул руки, согреваясь.
— Разве ж проблема, которую стаю поднять? Послам иноземным до лампочки, псовая охота или еще чего — один хрен ничего не понимают.
— А это неважно, — сказал Леонидов, поправляя кортик и присаживаясь к круглому столу, — если человек знаток, то прежде всего себе не простит, если упустит что. Но, господа, не пора ли к делу? Нам сейчас ответ держать, а успехов не так и много.
— Отрицательный результат — тоже результат, — пробормотал Лиховцев.
— Но не в этом случае. Результат должен быть положительным, а у нас — ноль без палочки.
Результат должен быть положительным, а у нас — ноль без палочки.
— Изначально ноль был. Говорил я — сказки все это: инопланетное вмешательство, визитные карточки супостатов… Бред! — Данченко повернулся задом к камину, зябко передернул плечами. — Ашоту просто не повезло. Кто-то из наших «друзей» зарвался — Содружество, Ниппон, Лига. Вот здесь и надо было искать.
— Василий Тарасович, — Лиховцев оторвался от созерцания оружия, — мы это уже обсуждали, и, по-моему, ты согласился с нами. Генерала Амбарцумяна охраняли так, что соваться к его дому было самоубийством. Тем не менее он оказался под ударом. Кстати, Анатолий Остапович, как у него дела?
— Без изменений. И улучшений не предвидится.
— Может, перевести его из вашего госпиталя в институт клиники мозга?
— Наши врачи не хуже, — сухо заметил Леонидов, — кроме того, они постоянно между собой консультируются.
Дверь отворилась, и в кабинет стремительно вошел император. Присутствующие вытянулись по стойке «смирно». Его Величество коротко кивнул:
— Здравствуйте, господа. — Видно было, что настроение у государя неважное. — Ну-с, с чем пожаловали?
Император был в короткой куртке горных егерей, брюках для верховой езды и высоких сапогах. Помахивая стеком, он прошел к камину (Данченко поспешно посторонился) и застыл, глядя на огонь и похлопывая стеком по сапогу.
— Скажите, господа, неужели все вырождается? Давеча борзая принесла помет из шести щенков, два издохли, не успев выползти из утробы, один — только что… Выжлятники не понимают, в чем дело, да и я, со всем опытом, теряюсь в догадках. Через год, ей-богу, не с кем будет в поле выехать. Григорий Данилович, вы, кажется, понимаете толк в псовой охоте?