Пока мы не видим ничего обнадеживающего, только пустыни, кратеры, каменные гряды гор и что-то похожее на тени, какие-то впадины, углубления, похожие на ирригационные системы, открытые у нас на Земле в районах древних цивилизаций. Неужели каналы! Они идут в меридиональном направлении, как и на рисунках Скиапарелли…
С каждым часом видимость становится лучше. Над планетой по-прежнему висит пелена тончайшей пыли, создающей своеобразные миражи. Кажется, действительно, все впадины залиты водой, струятся реки, выветренные базальты выглядят рощами диковинных растений.
Христо включает тормозные дюзы, и корабль опускается еще ниже. Миражи исчезли. Ясней, чем на фотографиях и телефильмах, видны эрозионные процессы на поверхности планеты. У ветра совсем другой строительный почерк, только потоки воды могли создать такие овражные системы, так по-земному оформить склоны Большого Ущелья. Этот желоб в теле планеты, в сто километров ширины и более пяти тысяч километров длины, протянулся вдоль экватора.
— Гигантский резервуар, — не преминул заметить Макс, — сюда стекались воды по рекам и мелким каналам, здесь находился центр цивилизации!.. Если, конечно, здесь когда-либо жил человек, — заключил он с горечью.
На экране радара показалась голубая точка — приближался спутник. Он прошел в тысяче метров от нас, распластав свои «крылья» — плоскости солнечных батарей, в хитром переплетении антенн, изящный, легкий, стремительный.
Вашата послал запрос, и он мгновенно передал запас информации, накопленный за последние двенадцать оборотов.
Удивительные создания эти автостанции, в них напичкано столько приборов и они так точны и послушны, что иной раз кажется, что там, внизу, не машины, а свои ребята переживают за нас всей душою, желают мягкой посадки. Шестьдесят часов «Земля» кружилась вокруг Марса. Круглые сутки мы вели передачи на Землю, направив вниз мощные линзы телевизионных камер, или передавали информацию, полученную с автоматического спутника, несколько роликов ему посчастливилось снять в период прекращения песчаных бурь, и дома увидели первый марсианский географический фильм очень хорошего качества.
Сколько тогда шума дома наделал «марсианский город». Действительно, глядя на эти нагромождения камней, создавалась полная иллюзия древнего города незнакомой архитектуры, с улицами, похожими на лабиринт, площадями, парками. Все изменилось, как только Вашата направил на «город» наши телекамеры. Оказалось, что это просто остатки горного хребта, каменный оазис посреди красной пустыни…
— Нет-нет, ребята, — сказал Зингер, — не делайте опасных заключений, там что-то может быть. Смотрите, храм! Развалины храма…
Все молчали, сочувствуя Максу.
— Действительно, почему бы не быть там храму, — сказал Антон, заслужив крепкое пожатие и нежнейший взгляд Макса.
Шли беспрерывные передачи с Земли, не прямо на экран, а через компьютер, он совмещал разрывы во времени; не совсем удобно ждать, пока слова, трансформированные в электромагнитные колебания, будут четверть часа лететь в Москву и еще столько же нам ждать ответа. Компьютер состыковывал фразы в разрывах и выдавал сразу весь разговор, иллюстрируя картинами столицы, показывая милые лица землян, родных, друзей.
— Черт возьми, — сказал мне Антон после очередной совмещенной передачи,
— только подумать, что сейчас положительно все там, дома, кажутся необыкновенно близкими, дорогими сердцу. Помнишь Кольку Сучкова из транспортного отдела; сколько он нам испортил крови, такого бюрократа еще не бывало на свете, а вот увидел его сегодня, и слеза прошибла. Ты все записываешь? — спросил Антон у Макса. — Фиксируешь наше поведение, выход из депрессии?
— Моя обязанность. Ты не представляешь, какой богатейший материал у меня уже скопился. Только наше поведение в замкнутом пространстве — тема для докторской. А что впереди! В частности, твое высказывание относительно изменения оценок отдельных личностей говорит о многом. Недалек тот день, когда миллионы людей станут совершать космические полеты, и представляю, как это отразится на общем уровне их нравственности!
— По-моему, все это иллюзия, — сказал Антон. — Сучков не изменится, пошли его хоть к Сириусу.
Макс только передернул плечами: он не любил, когда опровергаются его заключения, основанные, как он полагал, на тонком психологическом анализе и знании малейших движений человеческой души.
Мы увидели восход Фобоса, он мчался нам навстречу — уродливый космический камень. Как жаль, что уже давно развеялась легенда о его искусственном происхождении. Сколько книг написано о пустотелом шаре, запущенном марсианами вокруг своей планеты. Вероятно, и Фобос и Деймос — осколки Фаэтона, попавшие в притяжение Марса, теперь они носятся в опасной близости от его поверхности и, как предсказывают астрономы, довольно скоро
— конечно, в космических масштабах — врежутся в тело планеты, если мы не найдем способ удержать их на орбите.
Зингер оказался верен себе: он первым увидел на Фобосе ровную, как стол, площадку и тут же вывел заключение, что это космодром марсиан.
— Отсюда они запускали свои ракеты, — сказал он. — Неужели вы не заметили, что на заснятой ленте у Фобоса одна из граней представляет как бы плоскость кристалла?